Александр Бушков - Капкан для Бешеной

К ней протянулась через решетку тонкая, изящная рука, и Даша на миг растерялась.

– Дай пистолет, – сказала Женя, вперившись в нее прозрачным, пустым взглядом.

Даша оглянулась на врача. Тот безмолвствовал. Охраннички тоже растерялись, не имея, должно быть, инструкций на сей счет.

– Нету пистолета, – проговорила Даша скованно.

– Ну и жадина, – безмятежно сказала Женя, отступила на пару шагов, подняла к груди сжатый кулак, потом выбросила его вперед, словно отдавая салют невидимой шпагой. – Вив ле брюмер!

И словно вмиг потеряла интерес к стоявшим по ту сторону решетки – повернулась на пятках, снова слегка пошатнувшись при этом, опустилась на коленки и покатила танк в сторону кровати, припевая:

– Вив ле брюмер, вив ле брюмер…

Врач выжидательно покашливал. Бесполезно. Все впустую. Отойдя в сторону, Даша поманила того из охранников, кто был постарше. И сказала без выражения:

– Мне надо встретиться с Калюжным. И побыстрее.

– Боюсь, не получится…

– А вы не бойтесь, – сказала она почти грубо. – Вы ему просто скажите, что это рандеву может пойти на пользу не только мне, но и вашему боссу…

«Дело прямо-таки шибает интеллектуализмом, – угрюмо думала она, шагая следом за врачом к желанному выходу. – Мерилин Монро, загадочные эскизы (исполненные, как показала экспертиза, хорошими импортными красками), музыка, картины, шоу-бизнес, переплетение творческих и околотворческих интриг… Теперь еще и брюмер. Сие искусственное и недолго прожившее название месяца история связывает с одним-единственным значительным событием – восемнадцатого брюмера (год, правда, Даша точно не помнила) Наполеон номер один совершил государственный переворот, разогнав тогдашний парламент, или как он там именовался…» И больше со словом «брюмер» не связано ничего мало-мальски выдающегося – словоохотливый гид, кое-как разумевший по-русски полицейский, говорил ей это в Париже.

…Она еще вчера составила для себя на бумаге нечто вроде дебета-кредита. Слева – наиболее значительные события из жизни Мерилин Монро и ее наиболее известные пристрастия. Справа – эквивалент данных событий и привычек, но уже касаемо той Монро, что именовалась Маргаритой. В графе «киносъемки» справа красовался прочерк, а вот напротив нескольких других позиций – предусмотрительно оставленное до детального выяснения пустое место.

И потому первой ее мыслью после Ниночкиных слов было: «Ну вот, ставим галочку…»

– Дневник?

– Ага, – сказала Ниночка. – Дневника я нигде не нашла. Такая большая, довольно толстая тетрадь…

– В красной обложке? – спросила Даша.

– Нашли?

– Да нет, – сказала Даша. – У Мерилин был дневник в красной обложке.

– Ага, вот то-то и оно… Ритка и здесь должна была копировать кумира, сами понимаете. И все это выглядит тем смешнее, что она терпеть не могла писать что-то в дневнике. Однако старалась.

– Ты в этот дневник заглядывала?

– Нет, она никогда не давала. Понедельник у нее именовался «писучим днем» – хоть пару строчек, но следовало, взяв себя за шиворот, внести на скрижали… Ваши хорошо смотрели?

– Хорошо, – кивнула Даша. – Нигде ничего. А мог он лежать в той шкатулке?

– Вы знаете, вполне. По размеру подходит, туда три таких дневника упрятать можно…

В кончиках пальцев возник знакомый зуд – нетерпения и азарта. Она торопливо спросила:

– И больше ничего не пропало?

– Ничего, я хорошо осмотрелась…

– Ну ладно, – сказала Даша. – Как живется, не обижают?

– Да вы что, нормальные девчонки…

– Вот и прекрасно, – Даша поднялась. – За вахту и носу не высовывать, никаких звонков, потерпи уж…

– А надолго?

– Потерпи, – уклончиво сказала Даша. – Пока…

Вышла в коридор.

Три девушки, курсанты, не без почтительности дожидавшиеся в отдалении, вопросительно воззрились на живое олицетворение того, что избранный ими путь способен вознести неглупое существо женского пола к олимпийским высотам. Мысль эта читалась в их распахнутых глазищах так наглядно, что Даше стало стыдно и неловко – не расхолаживать же соплюшек первого года обучения…

– Как постоялица? – тихонько спросила она у белобрысой Ксаночки.

– Нормальная девчонка, ничего…

– Приглядывай, Ксана, – сказала Даша. – Но только, я тебя умоляю, без глупых излишеств. Она у нас даже не подозреваемая, так что не надо искать у нее в носовом платке зашитых наркотиков и надеяться, будто ночью во сне станет бормотать роковые тайны… Однако, если вздумает кому-то звонить, я должна знать моментально… Всего хорошего, кадеты! – отдала честь двумя пальцами на французский манер, повернулась и быстро пошла прочь по коридорам альма матер, не испытывая, в общем, ни умиления, ни ностальгии.