Александр Бушков - Тайга и зона

Встряхнул.

Чуть полегчало, отпустило. Страха до сих пор не было, зато чувство азарта, подогретое водочкой, росло как на дрожжах. Забылось даже тревожное ощущение, предчувствие надвигающейся беды. Значит, он действительно набрёл на что-то важное. Ох, ё-моё, какие тут открываются перспективочки…

А вот на фига он завтра «хозяину» лагеря, полкашу Топтунову, понадобился – не понятно. Кого ещё там на станции встречать? Не до встреч как-то нынче…

В голове приятно шумело – ну да, на пустой-то желудок, да после дежурства, да после всего пережитого… Карташ помотал головой. Водку, откровенно говоря, он употреблял редко – нет ничего проще, чем спиться в таких вот местах, как эта долбанная Парма. Он понял это сразу, едва приехал в таёжную глушь. Но – если не хочешь спиться и свихнуться, надо, приятель, искать дело, надо искать, чем отвлечь себя от пустоты. Вот он и нашёл. И почти дошёл до разгадки. И поэтому – именно поэтому и только поэтому – сегодня можно было позволить себе наркомовские сто пятьдесят. То есть, прошу извинить великодушно, старлеевские сто пятьдесят. За удачу. Он правильно определил место, да и вообще в правильном направлении начал копать… Ну, теперь без «Макарова» он носа из дома не высунет, благо офицерам не возбранялось носить табельное оружие в свободное от службы время где угодно. Окромя, разумеется, внутреннего периметра собственно зоны.

В избе тикали, как им и положено, ходики, время от времени трясся мелкой дрожью пошарпанный холодильник, где-то за окном, очень далеко перекликались голоса. Не тело ли уже обнаружили? По-деревенски, со стуком, он поставил опорожнённый стакан на стол и шумно завалился на заправленную постель, закинул руки за голову. Кобура с «макаркой» больно врезалась в бок, он передвинул её на брюхо, чтоб не мешала. Будем исходить из худшего: Егора мочканули не из-за старых счётов, не ворьё, позарившееся на битком набитую торбу, не какой-нибудь пьяный юнец, коих здесь, признаться, как блох на бомже, и кои, как пионеры, готовы пырнуть заточкой первого встречного – просто потому, что кровушка молодецкая играет и утвердиться дюже охота… Нет, будем думать, что мочканули его именно из-за того, что лежало в сумке.

Значит, некто следил за ними? Значит, некто знал, что отыскал Егорка? Значит, некто понял, что именно старший лейтенант Алексей Карташ интересуется малопонятной территорией, не обозначенной ни на одной карте, зато щедро огороженной рядами колючей проволоки…

Территории, за раскрытие существования которой непосвящённому полагалась только одна награда: заточка в солнечное сплетение, так что ли?

Ну вот это уж дудки. Мы-то Карташи, мы не отступим и на пику посадить себя не позволим.

Память предков, знаете ли, не позволит. А уж особенно дед не позволит: вот как встанет из гроба…

25 июля 200* года, 00.19.

Как гласит бородатый анекдот, если ребёнок не выбирает что-то одно, а сгребает все предметы, расставленные перед ним (глобус, рюмку, куклу с бантиком), то быть ему офицером.

Дражайший папочка, Аркадий Алексеевич Карташ, гаданий не устраивал. Им всё было решено ещё до рождения ребёнка. Родится девочка, будет кем пожелает, родится мальчик – быть ему офицером. Как дед. Как отец.

Родился мальчик. Назвали Алексеем. В честь легендарного деда.

Ох уж этот дед, бля…

Лёша Карташ любил дедулю, так же сильно ненавидел и лет до двенадцати страшно боялся, хотя в живую не видел никогда. Дед, выходец из столь же давнего, сколь и извечно бедного рода польско-румынских дворян Карташей, погиб в сорок шестом в Закарпатье, невдалеке от родного города Хуст, в стычке с бендеровцами, что обезумевшими волками рыскали в послевоенные годы по берегам Тисы и ощутимо мешали установлению Советской власти на Западной Украине, каковое и без них проходило архинепросто. Дед был одним из тех, кого направили чистить леса Закарпатья от засевших там недобитков – дескать, места тебе знакомые, до боли родные, вот и займись.

Впрочем, гибель деда была окутана столь загадочными подробностями, что юный Лёша Карташ ничуть не удивился бы, откройся вдруг дверь и переступи порог тот, чьи фотографии висели в каждой из шести комнат московской квартиры, Тела тогда так и не нашли. По свидетельству захваченных в плен бендеровцев, на чьи показания и опиралось следствие, деда и двух других бойцов спецотряда МГБ (все трое были ранены, потому и оказались в руках у бандитов) увели на расстрел некие Микола и Петро, но те сами были убиты в последнем бою этой банды, так что место расстрела показать было некому.