Илья Деревянко - Кровавое шоу

Сергей Андреевич покрылся с ног до головы холодным потом, потянулся к телефону, намереваясь вызвать милицию, но «синеглазый» опередил нотариуса. Отшвырнув от себя шофера-телохранителя, он упругим, тигриным прыжком пересек комнату, выхватив из кармана нож, одним неуловимым движением перерезал телефонный провод и жестко скомандовал Банникову:

– Мобильник на стол! Живо!

Перепуганный Сергей Андреевич безропотно повиновался. В этот момент Сычев поднялся с пола и с перекошенным от злобы лицом бросился сзади на «синеглазого». Тот среагировал молниеносно: врезал нападавшему локтем в солнечное сплетение, схватил за загривок, с силой впечатал лицом в стол и, напоследок, рубанул ребром ладони сверху по шее. Мордоворот отключился.

– Лихо! – восхищенно воскликнул Павловский. – Ты, Сева, прям терминатор!

– Ну-с, мил человек, потолкуем по душам? – никак не реагируя на комплимент, обратился к Банникову «терминатор»-Сева.

– П-п-потолкуем! – заикаясь, выдавил нотариус.

– Прекрасно! – удовлетворенно кивнул незваный гость, вынимая из-за пазухи диктофон. – Теперь ты прекратишь трястись и внятно, подробно, последовательно расскажешь о содержании завещания Дергачева, о том, куда ты подевал документ, а также кто и зачем тебя подкупил. – Сева нажал кнопку включения. – Итак, я весь внимание!

– Четыре дня назад со мной связалась сестра покойного Алексея Васильевича, Вера Львовна Павловская, – обреченно начал нотариус…

На город спустились сырые сумерки, окутывающие вязкой пеленой дома, прохожих, разноцветные неоновые вывески. Периодически по улицам Н-ска проносился холодный, порывистый ветер, подхватывающий с асфальта опавшие листья и скопившийся за день бумажно-окурочный мусор. Из окон бесчисленных увеселительных заведений доносились приглушенные звуки музыки. У винных магазинов и торгующих спиртным коммерческих палаток тусовались пьяницы обоих полов. Старенький «БМВ» Павловского медленно лавировал в густом автомобильном потоке.

– Получилось! Получилось! Оказывается, дядя говорил правду! – сидящий за рулем Константин не пытался скрыть распирающую его радость. Устроившийся на переднем сиденье Голубев задумчиво курил, выпуская дым через приспущенное боковое стекло. – Ты поможешь мне в дальнейшем? – вдруг спросил Павловский товарища. – В смысле проникнуть в дом, добраться до сейфа. Если миллион баксов там – десять процентов твои. Обещаю!!!

Всеволод не ответил.

– Первый экземпляр завещания нужен мне позарез! – взволнованно продолжал Константин. – Без него право на наследство доказать невозможно! Ведь, по признанию заразы Банникова, он не просто порвал второй экземпляр, но и уничтожил информацию в компьютерной базе данных и вообще – обезопасил себя со всех сторон! Диктофонная запись – не доказательство. От нее он отречется без зазрения совести. Заставили, мол, под дулом пистолета! Мы же еще в разряд преступников попадем! Запись будет иметь значение лишь при наличии подлинного документа! Вот тогда господин продажный нотариус никуда не денется!!! Запляшет, сволочь, под мою дудку!

Голубев по-прежнему хранил упорное молчание.

– Сева, дружище! В одиночку мне не справиться!.. – в голосе Павловского зазвучали умоляющие нотки. – Мать наверняка приставила к особняку охрану. Каких-нибудь отмороженных бугаев. Я элементарно получу от них по шее… А следовательно, не сумею выполнить последнюю волю покойного – сжечь пленку вместе с сатанинским реквизитом! – привел Павловский решающий довод.

Всеволод чуть заметно вздрогнул, нахмурился.

– Мать продаст их главе кинокомпании «Куннилинг-Арт», известному мерзавцу Тер-Оганьяну, – развивая успех, сокрушенно вздохнул Константин. – Этот сатанист и сексуальный извращенец собирается доснять почти готовый фильм «Нежные объятия Лилит», а затем преподнести широкой зрительской аудитории. Представляешь результат?!!

Последний аргумент Павловского наконец-таки возымел действие.

– Хорошо, я согласен, – положив окурок в пепельницу, сказал Голубев. – Выезжаем завтра утром!..

На следующий день.

Окрестности города Н-ска.

10 часов утра

Предположение Константина насчет «отмороженных бугаев» оказалось верным. Одновременно с подкупом нотариуса предусмотрительная Вера Львовна (опасавшаяся козней «любимого сына») обратилась в охранное агентство «Брут» и при посредстве оного приставила к усадьбе двух вооруженных стражей: Геннадия Васькова и Вячеслава Мясоедова, в недавнем прошлом кикбоксеров-профессионалов, изгнанных из большого спорта за регулярное употребление допингов, а также аморальное поведение, выражавшееся в неоднократном избиении прохожих на улицах и безобразных дебошах в городских ресторанах. Поначалу опальные кикбоксеры пытались устроиться в местные криминальные структуры, но везде получали «от ворот поворот». Иногда их отшивали вежливо, дескать «свободных мест нет», а иногда, не стесняясь в выражениях, посылали к ядрене фене, присовокупляя напоследок: «Мы о вас достаточно наслышаны. Буйные придурки нам без надобности. Чего доброго, подведете братву под монастырь!» В конце концов они, дабы не подохнуть с голоду, обратились в вышеупомянутое агентство «Брут», подписали кабальные контракты и с той поры влачили жалкое существование: зарплата по три тысячи рублей в месяц, ненормированное рабочее время плюс почти всегда паршивые условия труда. Так, например, в данном случае госпожа Павловская категорически запретила охранникам заходить в дом: и им пришлось обосноваться в ветхой строительной бытовке, использовавшейся ранее членами съемочной группы Дергачева в качестве гримерной. Несмотря на постоянно включенную электропечку, в бытовке было холодно. Испещренные щелями дощатые стены совершенно не удерживали тепло. Закоченевшие Васьков и Мясоедов не расставались с выданными начальством засаленными ватниками, регулярно подкреплялись заранее запасенной дешевой водкой; неустанно ругали скупердяйку-заказчицу. (Хоть бы помещение нормальное обеспечила, стерва!) А к выполнению служебных обязанностей относились более чем прохладно. В силу вышеизложенных причин они встретили приехавших с утра пораньше Павловского с Голубевым без особой агрессивности.