Андрей Дышев - Два шага на небеса

– Кто? – невнятно переспросил он. – Кого ты назвал?

Я терпеливо повторил. На пьяных нельзя обижаться, их чистые, светлые помыслы и поступки почему-то воспринимаются трезвым человеком неадекватно.

Процесс обработки информации был мучительно долгим, как в компьютере устаревшей модели. Опасаясь, как бы мой новый приятель не «завис», я легонько стукнул его в плечо. И тут вдруг лицо Сереги искривилось, будто он выпил ацетона.

– Помер Лом, – ответил он на выдохе, будто я стукнул его кулаком в живот.

– Что? – не понял я и посмотрел на ближайшее окружение Сереги в надежде, что оно поможет мне расшифровать слова. Но окружение было еще более немногословным, чем Серега, и на наш разговор не реагировало вообще.

– Помер Лом, – повторил Серега и попытался задрать палец кверху.

Он не сопротивлялся, когда я, схватив за обвислый воротник водолазки, потащил его к двери посудомоечной, куда пожилая официантка вносила подносы с бокалами, и лишь завыл дурным голосом из раковины, наполненной холодной водой, куда я окунул его голову. Длинные мокрые пряди налипли Сереге на лицо, и он, ослепший, несчастный, покорно валился в ту сторону, куда я его толкал.

Он повалился на выжженную траву у живой изгороди из кустов боярышника и, встав на четвереньки, стал трясти головой и стучать зубами. Я ждал, когда он хоть немного протрезвеет и начнет соображать. Я молил бога, чтобы Серега поднял на меня осмысленный взгляд и произнес: «Прости, что ляпнул тебе глупость. Жив-здоров Лом, в вытрезвителе отсыпается».

Но он, хлопая мокрыми ресницами, словно плакал в три ручья, пробормотал:

– Не виноват я… Отнюдь… Я спал, я думал, он трезвый в воду полез…

Горький пьяница вынес приговор человеку, в чью смерть я не хотел поверить.

Странно, что Чегизов узнал меня – у меня был такой голос, словно в горле застряла рыбная кость.

– А, это ты! – ответил он. – Так и думал, что ты позвонишь. Просто беда с твоим спасателем. А я уже себя боюсь. Главный говорит: как Чегизов начинает репортажить, так народ топится, как котята по весне.

– Ты знаешь подробности?

– Не знал бы, так какого лешего в газете делал?.. Было так: Ломов, полагая, что в ледяную воду никто не полезет, устроил себе выходной и намассандрился с собутыльником. Они оба уснули в будке. Потом, видимо, у спасателя начались глюки: ему показалось, что кто-то с моря кричит, на помощь зовет. В дурной голове чувство долга обострено, рубаху на груди – хрясь! – и полез в воду. Его дружок через час просыпается – пусто в будке. Глянул на море и увидел, как мертвого Ломова волны в прибое песочат. Сердце от холодной воды застопорилось. Вызвал милицию. Приехала «Скорая», но вывозить отказалась. Полчаса труповозку ждали.

– Это тебе Серега рассказал? Философ?

– Ну да! – принял сравнение журналист. – Философ! Все палец в потолок направлял и умное лицо делал. А потом плакать начал… Алло! Слушаешь?

– Да.

– Ну ты прямо совсем духом упал! Не принимай близко к сердцу! Никто ж не виноват, что человек допился до ручки! Ему надо было вовремя на тормоза надавить.

– Нет, – произнес я, – не то. Все не то. В море действительно кричал человек и звал на помощь.

– Как ты сказал?

– Будь осторожен, – посоветовал я. – Возьми отпуск и умотай куда-нибудь далеко.

– На отпуск надо сначала загривенить, – со вздохом ответил журналист. – У меня такие карманы, что можно грибы собирать, не высовывая рук.

– Дать тебе в долг?

– Не, браток, спасибо. Никогда не брал. Придерживаюсь принципа самодостаточности.

«Вот это поработал детективом!» – уничижающе подумал я, отключая телефон. Сам вконец запутался да еще и человека подтолкнул к могиле. Самоуверенный болван! Думал все одним махом разрешить. Шашку наголо и вперед в атаку. Жалко спасателя, ох как жалко!

Я представил, как, шатаясь и срывая на ходу рубашку, к морю подбегает тщедушный мужик, торопится, суетится, заходит в волны и прижимает к груди руки от нестерпимого холода. Он что-то бормочет, потом кричит, пытаясь успокоить того, кто зовет его на помощь, и с головой ныряет в воду. Он плывет неправдоподобно красиво и сильно, и в его движениях еще можно увидеть почерк профессионала…

Я взялся за ключ зажигания. Мысли об «Оксамите», клиентах, договорах, Зинаиде, охраняющей мой комфорт и уют, о камине в гостиной и глупой Эмме вдруг вызвали во мне нестерпимое отвращение. Я не мог поверить, что весь этот мусор когда-то полностью наполнял оболочку моей жизни. Теперь главенствующим смыслом стала суперзвезда в облике миловидной девушки с платиновыми волосами.