Андрей Дышев - Два шага на небеса

– Лора! – крикнул я, подбегая к девушке и опускаясь перед ней на колено. Стыдясь своих слез, она прятала лицо в ладонях. Плечи ее вздрагивали, по запястьям к локтям бежали слезы.

Раздался визг колес. Развернувшись, «Мерседес» объехал мой «Мицубиси» и скрылся на той же улице, по которой умчался джип.

– Отстань от меня! – крикнула Лора, когда я попытался приподнять ее за плечи. – Уйди! Видеть тебя не хочу!

Тут ее прорвало, и девушка разрыдалась у меня на груди. Любовь – это всегда раздевание, подумал я, невольно гладя Лору по голове. Влюбленный человек – голый человек, который несется с обрыва во весь дух в теплые и ласковые волны моря, даже не подозревая, какие подводные камни могут оказаться на дне. А потом ломает не только ноги, но и душу.

Воспоминание о поломанной ноге откликнулось болью в коленной чашечке. «А крепко меня прижала эта сволочь», – подумал я об Исхаке.

Мы на большой скорости мчались по пустынному шоссе. Справа от нас тянулась холмистая степь, в неожиданных местах которой вдруг появлялись белые виллы, окруженные пальмовыми и цитрусовыми посадками, а слева вскипало пенными гребешками море, огражденное каменными сфинксами гостиничных корпусов и почти непрерывной полосой пляжей и пирсов.

– Только не надо врать, – тихо говорил я, очень стараясь не скатиться на нравоучительный тон. – Пожалуйста, не надо говорить, что ты ничего не знаешь. Такие мордовороты не станут воровать старые пробковые жилеты, тем более мордовороты, которые ругаются матом по-русски.

Лора, глядя вперед потухшими глазами, отрицательно покачала головой.

– Не согласна? – уточнил я. – Очень плохо. А я хотел тебе помочь.

Девушка медленно повернула голову в мою сторону, и мне показалось, что ее губы исказила судорога боли.

– Быстрее, пожалуйста! – произнесла она, думая, оказывается, совсем о другом. – Как выедешь на круг, второй поворот налево.

Я не спрашивал, куда мы мчимся с такой страшной скоростью. Надо было следить за дорогой, мысленно представляя ее в зеркальном отображении: двигаться по левой стороне, а обгонять – справа. Англичане в пору своего колонизаторства, помимо классического английского и строгих педагогических манер, оставили на острове левостороннее движение, от которого у автотуристов мозги переворачивались на сто восемьдесят градусов.

Я свернул на круге.

– Здесь, – сказала Лора и, не дожидаясь, когда машина съедет на обочину и остановится окончательно, раскрыла дверь. Выскочив, девушка побежала к лестнице двухэтажного здания, в принадлежности к полиции которого можно было не сомневаться, даже не читая табличку у дверей. Я развернулся на стоянке, аккуратно проезжая между плотно припаркованными полицейскими машинами, и, готовясь ждать девушку как минимум час, стал подыскивать место, где я бы никому не мешал и меня никто бы не видел.

Однако Лора вышла уже через минуту. Мне показалось, что ее колышет ветер. Рассеянная, убитая каким-то известием, она не видела ничего вокруг, и полицейские машины шарахались от нее, уступая дорогу. Тем не менее она донесла слезы до машины, в чем лично я сомневался, села рядом со мной, не выплеснув на щеки ни капли, словно официант-мастер с подносом полных фужеров, и прошептала:

– Двадцать минут как он отсюда выехал. В гостинице его нет… Его убьют. Я теряю отца…

Заплаканная, запуганная американка истекала слезами на моих глазах. Это была удача – подкатывал прекрасный шанс лишний раз проявить себя – красиво, ради девушки! – и при этом продолжать свое дело. Мизин, доктор, Эдди, Дамира… Все эти отравленные ручьи журчали в разных местах заболоченного леса, но сливались в одну реку. И для меня не было принципиальной разницы, по какому ручью идти к месту слияния…

– Я хочу тебе помочь, Лора.

– Ты? – недоверчиво произнесла она. – Разве сыщик может помочь в таком деле?

И отвернулась. Я заставил девушку смотреть на себя.

– Я не сыщик! – зашипел я, близко придвинувшись к глазам Лоры. – Я мститель! Я палач! Один из пассажиров «Пафоса» в Ялте убил моего друга, и теперь я ищу убийцу, чтобы расквитаться с ним, понимаешь? Я для этого и поплыл с вами! Мне твои жилеты как собаке пятая нога! Ты отца жалеешь, а я тебя! Ты ведь в жернова угодила! От тебя мокрого места не останется!

Я выехал на шоссе и помчался к морю. Через несколько минут съехал на песок пляжа. Море разбушевалось не на шутку, и пузырящаяся пена методично облизывала причал. Пришвартованные весельные и парусные лодки, моторки и катера вразнобой качались, сталкивались привязанными к бортам автомобильными покрышками, скрипели и стонали, словно от боли. Наш несчастный плот, привязанный фалом к причалу, оглаживал волны, копируя их форму и движение. Он сдулся окончательно и был похож на грязно-оранжевое масляное пятно, разлившееся на поверхности моря. Порывистый ветер гонял по пляжу клочки бумаг и цветные упаковки от сладостей. Стаскивая на ходу майку, я вошел на пирс, сложил в сухом месте одежду и, оставшись в плавках, прыгнул в волны. Несколько метров я плыл под днищами лодок, наслаждаясь подводной тишиной и кажущейся неподвижностью воды. Достигнув плота, я отдышался и снова нырнул. Вода была уже мутной, и все же на фоне светлого неба я отчетливо видел контуры плота. Добравшись до его середины, я нащупал крепежные веревки и лепестки на случай опрокидывания. Ухватившись рукой за центральную веревку, я начал продевать ее через кулак. В какой-то момент мне показалось, что веревка пуста, но когда легкие потребовали вдоха, по тыльной стороне ладони стукнулась рукоять револьвера.