Андрей Дышев - Классная дама

– Вот в этом доме живет директор, – сказала Ольга Андреевна, остановившись перед двухэтажной «хрущевкой». – Первый подъезд, квартира шесть. Времени вы зря не теряли и, надеюсь, уже знаете, как ее зовут?

Я кивнул и посмотрел по сторонам. Если мне не изменяет память, таксист вчера что-то говорил про водонапорную башню. Здесь же ничего похожего не было. Видимо, башня пряталась в тумане.

Ни слова не добавив, Ольга Андреевна повернулась ко мне спиной и быстро пошла дальше.

– Но когда же мы поговорим с вами? – крикнул я ей вдогон.

– В два часа около школы, – не оборачиваясь, ответила учительница.

Я проводил ее взглядом и зашел в пахнущий кошками подъезд. В Кажме я почти не ориентировался, и все же мне показалось, что вчера вечером я встретил Ольгу Андреевну где-то там, куда она сейчас ушла.

Образ злой мегеры, который я создал вчера в комнате славы, изучая фотографию директрисы, можно было решительно скомкать и выкинуть в мусор. Крутасова Римма Федоровна оказалась на удивление милой и приветливой женщиной.

– Корреспондент? – переспросила она, ласково и немного устало глядя на меня. – Что ж это вас вдруг на Кажму потянуло, как беременную на солененькое?

Она стояла на пороге широко распахнутой двери в длинном индонезийском халате, замечательно скрывающем рельефы ее грузной фигуры, и постукивала о ладонь скрученным в трубочку журналом. Ногой в теплой плюшевой тапочке она придерживала лохматую белую болонку, которая попеременно тявкала, скулила и рычала на меня. Я смотрел на директрису, с трудом находя те черты, которые я вчера так тщательно запоминал. Очевидно, фотография в комнате славы была сделана лет десять назад. Директриса заметно постарела, но золотистого цвета парик на ее голове придавал ее круглому лицу какую-то особую женскую мягкость и обаяние. Глаза у нее были большие и круглые, как у коровы. На белой, в многочисленных складках шее висели крупные бусы из поддельного жемчуга.

– Ну что с тобой делать? – произнесла директриса риторически, запросто обратившись ко мне на «ты». – Заходи, дорогой, а то все мои соседи сейчас прилипнут ушами к своим дверям… Чапа, отстань от него, он тоже голодный!

Она тотчас повернулась ко мне спиной, демонстрируя полное доверие, и прошла в комнату.

– Тапочки в шкафчике! Куртку снимай, а то я не выношу, когда по моей квартире ходят в мокрой верхней одежде… Чай будешь?

Я люблю общаться с подобными людьми, которые не вынуждают напрягаться, подбирать слова и пытаться уменьшиться в размере. Надев тапочки и погладив болонку по лохматой голове, я прошел вслед за хозяйкой в комнату. Вопрос о том, живет ли директриса одна или с кем-то еще, отпал сам собой, едва я переступил порог комнаты.

Это помещение правильнее было бы назвать складом старой мебели. Диван, кресло, торшер, сервант, шифоньер, тумба с телевизором, швейная машинка, круглый стол и топчан удивительным образом умещались на тринадцати квадратных метрах старой «хрущевки». Помимо мебели, в комнате висели на стенах и оконном карнизе немыслимое множество самодельных макраме с глиняными горшками. Цветы всех оттенков, кактусы, лианы наполняли тесную комнату свежестью зелени и красками лета. Я невольно застыл посреди комнаты, любуясь этой оранжереей, и стоял так до тех пор, пока Римма Федоровна не принесла поднос с тарелками и чашкой.

– Садись, дорогой, в ногах правды нет, – сказала она, кивая на диван. – Или хочешь на кухню? У меня недавно был твой коллега. Так он предпочел общаться на кухне. Худенький, голодненький, он все на холодильник косился. Пока я не накормила его борщом и котлетами, разговора у нас не получилось.

А если бы в Кажму после меня приехала Ирэн, то какими словами директриса охарактеризовала бы меня? Поставив на журнальный столик поднос, она налила в чашку чая и придвинула мне тарелку. Не боясь тоже показаться худеньким и голодненьким, я взялся за бутерброды. Директриса села напротив меня, с умилением глядя на мою очень подвижную челюсть. Пока я не очистил тарелку и не допил чай, она не проронила ни слова и не проявила беспокойства. Я подумал, что она, должно быть, блестяще владеет собой. Кем бы я ни был – следователем или журналистом, в любом случае долгая пауза перед началом беседы должна была натянуть ее нервы. Ей не должны давать покоя вопросы: что я хочу узнать? Что я уже знаю? Не отразится ли моя пронырливость на ее дальнейшей судьбе?