Андрей Дышев - Клетка для невидимки

– Но он дальше неплохо рассказал про кофе из корня одуванчика, – возразил монтажер, худенький молодой человек в очках с толстыми линзами. Джинсы на его худом заду висели, как на веревке для просушки.

– Обойдемся без кофе. Ставь Павлова. Он приноровился как-то хитро ловить рыбу голыми руками.

Пока перематывалась кассета, шоумены хранили молчание, уставившись в пустой экран. Техник нажал «play», и на экране появился рыболов Павлов в одних трусах. Он стоял по колени в воде, а за ним виднелась какая-то стреловидная конструкция, составленная из сотен палочек, воткнутых в дно.

– Господа, я хочу представить вам уникальный способ ловли рыбы без удочки, сетки и остроги, придуманный и неоднократно усовершенствованный мною, что без преувеличения является настоящим переворотом в мировой технологии рыболовства. Для этого сначала надо найти место, где бы течение было наиболее сильным. В моем случае – это южная оконечность Четвертого острова…

– А этого нобелевского лауреата никак нельзя одеть? – спросил Саркисян, с искривленным лицом рассматривая длинные, до колен, трусы Павлова.

– Как одеть? – не понял монтажер.

– Обычно одеть! Не в смокинг, конечно, а в униформу. Подрисовать компьютером!

Монтажер задумался, хотя сразу был готов ответить, что ничего подрисовать уже нельзя, а проще переснять этот эпизод, только уже с одетым Павловым. Молчанием он хотел показать, что пытается спасти положение изо всех сил и как истинный профессионал перебирает в уме десятки вариантов.

– Подрисовать уже ничего нельзя, – наконец ответил он.

– Что ж он перед всей страной в каких-то доморощенных трусах красуется? – возмущался Саркисян. – Люди еще подумают, что эти паруса в комплект нашей униформы входят. Почему не подсказал ему никто? Чего молчите?

Ему очень хотелось найти виновника неприглядного вида гениального рыболова, но никто из присутствующих не хотел брать вину на себя. Группа молча досмотрела эпизод с ловлей рыбы до конца. Техник выключил монитор. Некоторое время в аппаратной стояла гробовая тишина. Резюме, как и полагается, первым выдал Саркисян:

– Скучно… Драматизма нет. Все очень даже довольны своей жизнью. Один все время спит, как в вытрезвителе. Вторая балдеет от экологии. Третий вкусный и питательный хлеб выпекает, четвертый рыбу ведрами таскает… Непонятно только, за что мы им миллион собираемся платить? Это они нам должны платить за такой отдых! Правильно я говорю?

Коллеги закивали головами.

– Хоть бы затяжные дожди начались, что ли? – вздохнул Саркисян и поднялся из-за стола. – У меня уже башка просто раскалывается. Пойду я к себе, буду лечиться коньяком.

Ворохтин ночевал в машине «Скорой помощи», арендованной на время проведения «Робинзонады». И хотя ему была выделена койка в большой жилой палатке, он предпочитал одиночество. Перед сном, когда на озеро опускалась звездная ночь и в лагере вспыхивали костры, он любил развалиться в кресле водителя, включить тусклую лампочку дежурного освещения и, вооружившись баночкой пива, полистать исторический роман.

Шел второй вечер, как был дан старт соревнованиям. Ворохтин читал скучный роман о Колумбе, но мысли его часто перелетали с Нового Света на мелкие острова, раскиданные по карельскому озеру. Ворохтин пытался представить, что сейчас делают участники соревнований, добровольно обрекшие себя на одиночество. Каково им сейчас, прохладной ночью, вдали от людей и цивилизации? Сидят каждый у своего костра, с тоской глядя в огонь и прислушиваясь к голодному урчанию в животе? Или завернулись в одеяла, закопались в ворох еловых веток, стараясь сохранить тепло и уснуть?

Он представил, какие чувства испытал бы, окажись один на необитаемом острове. Страха не было бы точно. Нервы Ворохтина привыкли к стрессовым ситуациям на Кавказе в Нефтегорске и Ленске, эмоции притупились от изобилия ужасных зрелищ. И к одиночеству, увы, он тоже привык. С женой они не жили вместе уже несколько лет. Развод не оформляли – это не прибавило бы им свободы, и потому жаль было тратить время на пустую формальность. Холод он переносил неплохо и в отличие от своих коллег в Якутии сильно не страдал из-за мокрой одежды и обуви. Наверное, только голод причинил бы ему серьезный дискомфорт. Голод, а не отсутствие гастрономических изысков! Если бы лепешками из корней камыша в самом деле можно было бы наесться! Но Ворохтин прекрасно знал, что это сказка, пустая бравада. Скудным подножным кормом маленьких островов можно было лишь на некоторое время продлить биологическое существование. А личность станет деградировать уже через сутки. Два, три дня спустя Ботаник с оптимистичным блеском в глазах будет говорить уже совсем другие слова. Голод сделает его своим рабом. Все мысли парня будут парализованы. Он не сможет ни думать, ни говорить о чем-либо, кроме еды. Колбаса, яичница, борщ, отбивные будут сниться ему каждую ночь, изматывая нервную систему и желудок. Воля его будет таять вместе с остатками питательных веществ в его крови. Ни насыщенные крахмалом стебли тростника, ни богатые витаминами ягоды облепихи, ни салат из листьев одуванчика не восстановят его силы. И наступит момент, когда он скажет: я больше не могу. Я хочу есть. Я хочу жрать! Я хочу утопиться в котле с овсяной кашей, лечь на дно и широко раскрыть рот! И его снимут с острова, и Саркисян будет ходить вокруг него и комментировать: «Вы только посмотрите, какой у него аппетит! Посмотрите, как он ест!» И камера будет снимать бледного жалкого человечка с безумными глазами, который жадно рвет зубами курицу, давясь, глотает большие куски, заталкивает в полный рот хлеб, пытается запить соком, но все вываливается, выливается из его рта…