Андрей Дышев - Морской узел

Уже стемнело настолько, что я перестал различать предметы в каюте. Попытался открыть замок бесшумно, но он заскрежетал. Я замер, прислушиваясь. У них должен быть плот, должен! Все современные яхты обязательно имеют спасательные средства. На крайний случай резиновая лодка. Даже если грести тихо и медленно, через пару часов я буду уже далеко.

В коридоре было так темно, что я не сразу различил очертания лестницы. Лишь бы в кают-компании не было никого! Я стал подниматься наверх, раздумывая, разумно ли будет кинуться на рыжего с кулаками, если тот вдруг встанет на моем пути? Скрутить, заткнуть рот, запереть в каюте рыжего представлялось мне делом благородным. Но в этом случае я первым нарушу относительно мирное сосуществование на яхте. К чему это приведет? Нет, не готов я сейчас драться. Идеи нет, чувство ненависти не возбуждено. А без этих атрибутов я дерусь вяло, как сытый и престарелый лев в зоопарке. Драка для меня – не самоцель, а средство достижения некой иной, несомненно справедливой и благородной цели. Пока что меня никто не обидел. Напротив, приютили, угостили каким-то пойлом да еще и спать уложили. За что же бить рыжего? Может, это прекрасный человек, отдыхающий на яхте со своими друзьями. Что? Автомат? Так это, может быть, муляж. Или пневматическое ружье для спортивной стрельбы. Кровь под ковром? А я уверен, что это кровь, а не случайно пролившееся варенье из черноплодки?

Верный признак: если я начал усиленно убеждать себя в том, что все происходящее вокруг – нормально, значит, все давно вышло за рамки нормы. Таким способом я сохраняю объективный взгляд на события… Ладно, пока не буду терзать мозг и думать о том, бить рыжего или нет. Обстановка покажет. Я приоткрыл дверь, заглянул в кают-компанию. Здесь гулял легкий прохладный сквознячок. Выход на палубу был открыт, снаружи проникал слабый бледный свет – над морем стояла луна.

На цыпочках я приблизился к столу. Коробка с провиантом по-прежнему стояла на краю стола. Я сунул в нее руку, взял то, что попалось: пачку печенья и маленький пакетик с соком. Пригодится на тот случай, если придется долго скитаться по волнам. Заталкивая добычу в карманы, я вышел на палубу. Тент давал плотную тень, под ним я стоял в полный рост, не боясь быть замеченным. У правого борта, на одном уровне с рубкой, темнел бочонок. Днем я не обратил на него внимания, но запомнил, что бочонок был выкрашен в ярко-оранжевый цвет. Обычно такой ядовитой краской помечают контейнеры с аварийными средствами.

Некоторое время я стоял совершенно неподвижно, оглядывая возвышающуюся впереди темную рубку. Вокруг царила полная тишина, лишь изредка доносился тихий всплеск, будто море ворочалось и причмокивало во сне. Багровая, слегка сточенная с одного края луна опускалась в море, и ее приглушенный свет отражался на мятой поверхности воды россыпью желтых лепестков. Я не мог поверить, что вся команда сейчас спит богатырским сном и на яхте, кроме меня, никто не бодрствует, но, сколько бы я ни таился в своей засаде, не мог уловить какого-либо движения на яхте или постороннего звука.

Наконец я созрел для решительных действий и быстро пошел к контейнеру, в котором, как я полагал, должны были находиться либо надувной плот, либо резиновая лодка. Лунного света мне вполне было достаточно для того, чтобы увидеть два затяжных замочка, какие обычно используются на снарядных ящиках. На них не было ни чеки, ни печати, и я тотчас открыл их и приподнял крышку. Очень похоже на мусорный бак, заполненный тугими полиэтиленовыми мешочками, в какие обычно складывают отходы. Я схватил один из них, приподнял, с удивлением замечая, что небольшой с виду пакет необыкновенно тяжел. Я тотчас разорвал его, и из пакета посыпались гайки и болты.

Я едва успел отдернуть руки – крышка бочонка с громким стуком вернулась на прежнее место. Заслонив собой луну, передо мной всплыла фигура Фобоса. Я не видел его лица, казалось, что Фобос надел непроницаемо-черную маску.

– Смею предположить, что вы ищете свои кроссовки, – сказал Фобос насмешливо.

– Так и есть, – ответил я сконфуженно и выпрямился. – Без обуви ноги мерзнут. А когда мерзнут, у меня походка меняется, в темноте можно подумать, будто медведь на задних лапах идет.

Фобос хмыкнут. Должно быть, он улыбался.

– Они лежат там, где вы их оставили, – около лебедки.

– Что вы говорите! – воскликнул я. – Никогда бы не подумал… Я очень рад, что их до сих пор никто не спер. Они хоть и мокрые, но почти новые, четыре года еще не проносил.