Андрей Дышев - Приколист

Наверное, вид у Клима был настолько растерянным, что сердитая девушка сжалилась над ним. Она посадила его за стол, дала бумагу и объяснила, что Клим должен написать тексты, которые якобы будут произносить благодарные читатели, позвонившие в студию во время прямого эфира. На самом же деле эти тексты зачитают специально нанятые для этого студенты театрального училища, которые сидят у микрофона в соседней комнате.

– А я думал, что звонят настоящие телезрители, – разочарованно произнес Клим.

Девушка фыркнула:

– Зрителям больше делать нечего, как названивать нам, а нам больше делать нечего, как слушать их долгое и бессмысленное мычание. Вы знаете, сколько стоит минута эфирного времени?

Пока Клим сочинял пафосные речи от благодарных читателей, к нему подошла гримерша и, брезгливо толкая его голову из стороны в сторону, словно гнилой арбуз по овощному прилавку, стала что-то рисовать на его лице мягкой кисточкой. Почему-то эту процедуру Клим сравнил с намыливанием шеи висельнику. Потом ему привесили на брючный ремень какую-то железную штуковину, похожую на взрывчатку шахида, обмотали проводом и вытолкнули под софиты. Клим вспомнил все советы и, не дожидаясь, когда ведущий представит его зрителям, сразу начал рассказывать, как он падал в самолете, летящем над нигерийской пустыней, как врачи отрезали и продали его почку и как его ударило молнией среди чистого поля в ясную погоду. Ведущий порывался что-то спросить у него, но Клим презрительно смеялся над ним, называл его «голубчиком», «кроликом» и, загибая пальцы, начинал учить главным правилам обольщения женщин. Неимоверными усилиями ведущему удалось воткнуть в эфир звонок от благодарного читателя. Студию заполнил захлебывающийся от восторга голос девушки. Она с выражением читала то, что Клим написал несколько минут назад:

– Мы вас так любим! Мы вас так обожаем! Ваши книжки такие чудесные, такие интересные, оторваться просто невозможно! Спасибо, что вы есть, что вы такой хороший, такой талантливый («Вот же кукла говорящая! – подумал Клим. – Отредактировала! У меня было «гениальный», а не «талантливый»). Вы изменили всю мою жизнь, я теперь не могу дня прожить, чтобы не почитать ваши нетленные произведения, и я чувствую, как умнею прямо на глазах, как разрастается мой интеллект, как мой недюжинный разум крепнет с каждым прочитанным абзацем ваших шедевров…

На другие звонки не хватило эфирного времени, потому как Клим с ожесточением стал учить ведущего правильно завязывать галстук и пользоваться виагрой. Какие-то люди, стоящие за софитами и камерами, делали страшные лица, скрещивали над головой руки, и ведущий с гипсовой улыбкой уже встал с дивана, показывая, что пришла пора прощаться, но Клим не мог остановиться, потому что очень хотел рассказать, как нужно выпивать и при этом не превращаться в свинью и как извести тещу с белого света без криминала. Его все-таки вытолкнули со съемочной площадки, воспользовавшись рекламной паузой, горячо поблагодарили, а девушка с папкой под мышкой даже попросила подписать ей книгу «Глисты в желе».

С этого дня Клима стали узнавать. Первый раз это случилось у банкомата, где стоящая за ним в очереди женщина нагло заглянула ему в лицо и тоном, будто оказывала величайшую услугу, заявила:

– Я, между прочим, видела вас по телевизору. В самом деле писатель? Надо же, какой молодой…

Первым порывом Клима было извиниться перед женщиной за то, что его изображение появилось на экране телевизора без ее на то согласия, но подошла его очередь получать деньги, и он занялся банкоматом. Сумма, которая оказалась на кредитке, ошеломила его. Сто двадцать тысяч рублей! Наверное, Артаусов рассчитался с ним за новую книгу. Желая сразить высокомерие женщины одним ударом, Клим затребовал всю сумму и с удовольствием наблюдал, какой эффект производит на людей банкомат, лязгая металлическим языком и выбрасывая из своих недр сотни купюр.

Днем позже Клим вдвое увеличил жалованье Кабану, вменив ему новые обязанности. Теперь Кабан должен был самостоятельно ходить по кафе и барам с двумя диктофонами, подсаживаться то к одной, то к другой шумной компании и записывать все звуки, которые будут роиться вокруг него. Весь этот бесконечный, путаный, тоскливый и вульгарный словесный мусор Клим отдавал наборщицам. Материала было так много, что женщины, не разгибаясь, работали с утра до позднего вечера, ежедневно отсылая в издательство тяжеловесные текстовые файлы, подобные беременным свинкам. Но Артаусов оставался недовольным, он почти каждый час звонил Климу и, щедро приправляя свою речь ласкательными эпитетами, орал, что мало, мало, мало и нужно еще, еще и еще.