Андрей Дышев - Раб

Так вот, сонная Оленька кинется ему на шею, зальет его горячими слезами: «Милый мой, любимый! Где ты был?! Я тебя так ждала!» И покроет его лицо страстными поцелуями, и обовьет его шею нежными руками… Кабанов покрутил шеей, поскреб ее ногтями. Только он представил, как Ольга обнимает его, так сразу стало колко, будто к шее приложили горчичники из наждачной бумаги. Это мерзкая ассоциация – у Зойки Помойки руки всегда были в песке, и теперь Кабанову казалось, что у всех женщин руки в песке… Только бы Зойка не ушла… тьфу!!! Какая еще Зойка?!! Олюшка! Олюшка! Олюшка! Только бы она не ушла из дома. У нее такой напряженный график! С утра занятия в фитнес-центре, затем солярий, сауна, парикмахерская, маникюр, педикюр, затем кастинг для рекламного ролика, оздоровительные процедуры, очистка кишечника, печени и крови по Мойдодырову, стоматолог, встреча с продюсерами, фотопробы, пирсинг, эпиляция лишней курчавости и так до самого вечера.

А вот и его улица. Кабанов перешел на шаг. Он уже не мог бежать, сил не осталось. Правда, согрелся так, что вспотела голова, и Кабанов чувствовал, как разбухают между волос тяжелые липкие капельки, нежно щекочут кожу, словно некая забавная живность. Кабанов шел к своему подъезду медленно, будто нес полный таз воды и боялся расплескать. Необычайное волнение охватило его. Кабанову хотелось плакать, но все слезы вышли с потом. Прежде чем подойти к двери подъезда, он взглянул на окна. Шторы задернуты. Может, Зоя еще спит? (Кабанов снова мысленно назвал жену Зоей, но не заметил этого).

– Здравствуйте! Я вернулся! – надломленным от волнения голосом сказал Кабанов, склонившись над маленьким окошком консьержки.

Крашеная блондинка с короткой, как у тифозницы, стрижкой мельком взглянула на него, не поворачивая головы, и тотчас снова уставилась в телевизор.

– Это я! – заверил Кабанов, снова постучав в окошко. – Вы меня не узнаете? Кабанов, из шестой квартиры!

– Иди отсюда, пока милицию не вызвала! – вдруг рявкнула консьержка.

«Совсем обнаглела!» – подумал Кабанов, но дразнить консьержку не стал и принялся набирать на домофоне код квартиры. В это же время дверь открылась, и соседская девочка Арина вывела своего перекормленного спаниеля на улицу.

– Здравствуй! – радостно воскликнул Кабанов, но Арина ничего не сказала и принялась оттаскивать за ошейник внезапно рассвирепевшего пса. Тот рычал, лаял и норовил укусить Кабанова за ногу.

– Фу! Гадость! Фу! – кричала Арина.

Воспользовавшись ситуацией, Кабанов прошмыгнул через открытую дверь в подъезд. Бдительная консьержка завыла дурным голосом. Она с грохотом отодвинула стул, вскочила на ноги и принялась колотить кулаком по фанерной стенке дежурного помещения.

– Выйди из подъезда!! Пошел вон, я сказала!! Марш на улицу!!

Но Кабанов уже бежал по ступеням вверх. До родных пенатов оставалось чуть-чуть, и только здесь, на лестнице, заставленной горшками с цветами, пахнущими пряно и сочно, он понял, что его силы и нервы на нуле, что он как никогда нуждается в отдыхе. Тяжело налегая на перила, Кабанов добрался до своей двери. Успокаивая дыхание, постоял перед ней в позе вопросительного знака. Он смотрел на лощеное красное дерево с позолоченными деталями и не узнавал свою дверь. Какая роскошь! Какая невообразимая красота! Неужели эта дверь принадлежит ему, причем вместе с тем богатством, которое находится за ней? Он хотел прикоснуться к золотой ручке, похожей на застывшую каплю с тонкой талией, но побоялся, словно находился в музее и смотрел на экспонат, рядом с которым висело грозное предупреждение: «Руками не трогать!»

«Вот я и вернулся!» – подумал он и надавил на кнопку звонка. Через несколько томительных мгновений – еще раз. Не успела горечь обиды захлестнуть его душу, как за дверью щелкнул замок – это открылась первая, внутренняя дверь. Кабанов понял, что Ольга смотрит на него через «глазок», и попытался улыбнуться.

– Что вам надо? – услышал он глухой голос жены.

– Это я, Оля, – ответил Кабанов, ужасаясь тому, насколько жалобно и неуверенно он ответил.

Жена колебалась, но все-таки отперла вторую дверь и чуть приоткрыла ее. Кабанов увидел нечто милое, теплое, обернутое в красный халат и волнующе пахнущее сонной женщиной.

– Вам чего? – спросила она, нахмурив брови.

– Оля, это же я! – сиплым от волнения голосом сказал Кабанов.

К изумлению Кабанова, Оля вдруг выругалась матом, да так громко, что эхо разнесло по этажам ее последние слова: