Андрей Дышев - Щекочу нервы. Дорого (сборник)

– Не торопись сегодня ложиться спать, – сказал Воронцов тихо. – Дождись меня. Пойдем с тобой следить кое за кем. Только смотри, об этом никому…

Они выпили еще по одной. Воронцов хоть и морщился, но не отказывался.

– Самогонка-то твоя? – спросил он, внимательно рассматривая то, что осталось на дне стакана.

– Моя, – солгал Шурик. Ему не хотелось признаваться, что самогонку ему всегда поставляет Евсей.

Они сидели в саду под грушей за деревянным одноногим столиком. Солнце катилось к западу, небо полностью очистилось от облаков, и теплые солнечные лучи, пробиваясь сквозь ветви, разливались золотыми лужами по траве. Большую часть стола занимала тяжелая сковорода с яичницей, желтки которой были оранжевыми, словно вечернее солнце. На разных тарелках лежали крупно порезанные соленые огурцы, кусочки сала с красной мясной прослойкой, хлеб, стрелки лука, томленная в чугуне картошка и похожие на обломки корявых черных веток кусочки крепкой домашней колбасы.

Шурик поднял с земли трехлитровую банку и снова наполнил граненые стаканы.

– Круто вы работаете, Юрий Васильевич, круто, – признал участковый, поднимая стакан. Наверное, он хотел выпить за их общее дело.

– Да брось ты, Михалыч, – как от зубной боли скривился Воронцов. Он решил, что участковый ему льстит. – Разве это работа? Разве такая работа может принести удовлетворение?

– Чем же вам эта работа не по душе? – удивился участковый.

Воронцов усмехнулся, хлопнул ладонью по колену милиционера и покрутил головой. – Если бы ты знал, какие я дела раскручивал! Какие бабки через мои руки проходили! Каких авторитетов я сажал! Когда мы вели дело о коррупции, передо мной министры на цыпочках ходили! А что тут? Навоз, мухи и опять навоз… И ходим мы с тобой из дома в дом, топчем помет, нюхаем дерьмо, и все ради того, чтобы найти эти проклятые телевизоры и вернуть их зажравшемуся торгашу. Мы стараемся ради его прибыли, понял?.. Наливай!

Тут к столу подошел босоногий мальчишка лет четырех-пяти в коротких оттопыренных шортах. В руках он держал трехлитровую банку с какой-то мутной жидкостью и безостановочно тряс ее.

– «Донских» не було, – сказал он участковому, опуская банку на землю, – и я узяв две пачки «Хвеймейских«.

С этими словами мальчишка вытащил из кармана две пачки сигарет и положил их на стол.

– Это что за чудо? – спросил Воронцов, с щелчком разламывая колбасное кольцо.

– Безрукого сын, – нехотя ответил участковый. – Я его в магазин посылал за сигаретами.

– Безрукого? – начал вспоминать Воронцов. – Это тот, который отморозил кисти на Рождество?

– Тот самый, – кивнул милиционер и, торопливо наполняя рот картошкой, отмахнулся от мальчишки, как от мухи: – Все! Быстро пошел!

– Ну-ка, мальчик, подойди сюда! – остановил паренька Воронцов. – Скажи «ферма».

– Хвейма, – ответил малыш.

– А твой папа сегодня утром на ферму ходил? – не меняя ласкового тона, спросил Воронцов.

– Хто? – не понял мальчишка.

– Батька твой, – перевел участковый.

– Не! Не на хвейму, – ответил мальчишка и покрутил стриженной наголо белой головой.

– А куда? – вкрадчиво спросил Воронцов.

– А на Зайечье.

– А зачем?

Мальчишка вдруг изменился в лице. Может быть, оттого, что Воронцов увлекся допросом и, забыв, кто перед ним, перестал улыбаться.

– А я не знаю…

– Может быть, он ходил за телевизором? – подсказал Воронцов. – Он принес домой новый телевизор, так ведь?

Мальчишка застыл с раскрытым ртом. Кажется, он перестал понимать смысл игры и отрицательно покачал головой. Участковый засопел и начал давиться огурцами.

– А я не люблю обманщиков, – шепотом сказал Воронцов, пристально глядя в глаза пацана, и погрозил ему пальцем. – У того, кто говорит неправду, язык превращается в змеиное жало…

Тут вдруг мальчишка то ли от испуга, то ли от невнимательности выронил банку. Она, как назло, упала на осколок кирпича и лопнула. Матовая сыворотка тотчас впиталась в землю, и среди осколков остался лежать кусок ослепительно желтого масла размером с кулак.

– Что батька твой безрукий, что ты! – гаркнул на него участковый. – Иди ко двору! Нехай матка врежет тебе по уху!

Губы мальчишки стали вытягиваться книзу, белесые бровки обвисли, и на глаза навернулись слезы. Вскочив с лавки, он бегом кинулся в кусты смородины и исчез за ними.

Воронцов активно приналег на яичницу.

– Баня готова, Юрий Васильевич, – бесцветным голосом сказал участковый. – Вы идите сами. Там на полатях и веник запаренный, и щёлок, чтоб голову помыть, и тазик. Если надо будет духу добавить, плесните на камни чуть-чуть…