Андрей Дышев - Сынок

Наклонив голову, в палатку вдруг вошел Гурули, загораживая собой свет.

– Скучаешь?

Гешке было неприятно видеть в эту минуту прапорщика. Сильный, бесстрашный человек, каким казался Виктор, еще резче оттенял Гешкин комплекс неполноценности.

Гурули бросил на тумбочку конверт.

– Почитай. А потом зайди ко мне, дело есть. – Конверт был помят, со складкой посредине – Гурули всегда складывал конверты вдвое, чтобы те помещались в нагрудном кармане. «Командиру части», – прочитал Гешка незнакомый почерк.

Гурули вышел, и Гешка позволил себе выругаться. Зачем ему читать письма, адресованные Кочину? Он развернул листок в клетку из ученической тетради. Стал читать с середины:

«Я учился с моим братом в одном профтехучилище, и мы мечтали служить вместе в десантных войсках. Но наши мечты не сбылись. Я попал в места лишения свободы, откуда вам и пишу. (Подрался, два года.) Если бы вы знали, как я жалею о том , что не был с Николаем рядом. Ведь он обманул медкомиссию, чтобы попасть в Афган. У него была астма, он задыхался, если большая нагрузка. Умоляю вас, напишите всю правду, как погиб брат. Я взрослый человек и все пойму. Петр Лужков».

«Зачем мне это?» – подумал Гешка, еще раз пробежал глазами по письму, заглянул на всякий случай в конверт и совсем некстати вспомнил, что давно не писал матери и не выполнил просьбу Кочина.

Гурули и Игушев молча сидели за столом и уминали хлеб со сгущенкой.

– Прикрой дверь, – сказал Гешке Игушев и показал глазами на табурет. – Присаживайся.

Гешка сел между ними, снял кепи, расстегнул куртку. Молчание затянулось. Присутствие Игушева насторожило Гешку.

– Короче, дело такое, – заговорил сержант, переворачивая банку над куском хлеба. Вязкая струйка молока легла кольцами на белом мякише. – Сегодня ночью в пять ноль-ноль мы вылетаем на десантирование…

Гешка все понял. И понял, что скажет в ответ. Он уже не слушал сержанта, думая над этим ответом.

– Можем взять тебя с собой. В темноте никто не заметит. А как поднимемся в воздух, там никто уже не ссадит. Четыре дня походишь с нами. Как вернемся, прикинешься дурачком, скажешь, что хотел повоевать и тайком пролез в «вертушку»… Не дрейфь, сильно не накажут.

Гурули улыбнулся, подмигнул Гешке, мол, цени мою находчивость и заботу о тебе.

– Нет, – выдавил из себя Гешка. – Я уже не хочу… Перегорело.

И тут же пожалел о сказанном. Гурули заморгал глазами:

– Ты чего, зема? Как это – перегорело?

– А вот так, – буркнул Гешка, испытывая одно-единственное желание – уйти отсюда и больше никогда не приходить.

Сержант резко встал из-за стола, сильно толкнул Гешку плечом и брезгливо поморщился:

– Ты ошибся, Витя. Это дерьмо, – и зашаркал тапочками к двери.

Гешка обхватил голову руками. Стыд душил его.

– Испугался? – тихо спросил Гурули, заметно ошарашенный ответом Гешки.

– Не знаю… Я думал, что все очень просто. – Гешка говорил правду, надеясь, что Гурули его поймет. Но как нелегко было найти эту правду в хаосе собственных чувств, где сплелись усталость, досада, ревность, одиночество, отчаяние: – Я никогда не сомневался в себе… но теперь мне кажется, что я не смогу, как вы.

Он глубоко вздохнул, как пассажир в самолете, который только что коснулся колесами бетонки. Гурули молча крошил крепкими пальцами хлебную корку и ничем не показывал своего отношения к Гешкиной неожиданной исповеди.

Все было поставлено на свои места.

Гурули в конце концов это понял, махнул рукой в сторону двери и негромко сказал:

– Ладно, топай к себе, мне надо проверить ребят.

Выйдя на воздух, Гешка испытал такое облегчение, словно сменил новые тесные ботинки на растоптанные старые.

Гешка провозился со своими форсунками до полуночи. У него сильно устала спина в пояснице, от соляры слезились глаза, но спать не хотелось – днем целых четыре часа провалялся, как под наркозом. Он вымыл в ведре руки и сел у малиновой «буржуйки» в углу палатки. И стал думать над тем, откуда у Гурули письма, адресованные Кочину, как прапорщик объяснил бы начальству, что экипировал Гешку, если тот согласился бы лететь, и не родилась ли эта авантюрная идея в кабинете командира полка.

В хозвзводе появился новичок – маленький, хамоватый, с уголовной рожей. Целый час, пока Гешка мыл в керосине детали форсунки, он допытывался, за что его убрали из разведроты.

– В горах сдох, да? Или под обстрелом облажался? Че молчишь?

Гешка толкнул его в плечо. Тот не обиделся, тоненько заржал и сказал: