Потому инспектор нервничал и неточными движениями тыкал карандашом в блокнот, поглядывая на меня. Его и без того тяжелый взгляд утяжеляли низкие надбровные дуги и черные лохматые брови, и все-таки этот ячий взгляд был здорово подпорчен страхом бойни. Я жаждал скандала и с аппетитом уминал тушенку, вылавливая из банки куски говядины и желе. Яркие круглые пятна света, потоком льющегося через иллюминаторы в салон, ползали по потолку, стенам и полу. Вертолет летел по узким коридорам скальных массивов, уходя то круто влево, то круто вправо, словно запутывал преследователя.
Инспектору вскоре надоело перебирать бумажки в чемоданчике. Он принялся бесцельно ходить по салону, каждый раз перешагивая через ноги Татьяны, затем подсел к ней, пытаясь заинтересовать ее рассказом о величии и красоте Гималаев, но девушка все видела сама и в комментариях не нуждалась.
Инспектор бережно топтал свое самолюбие, постепенно приближаясь ко мне. Его глаза молили о помощи: ему как воздух нужны были мои раскаяние, просьбы о помиловании и тусклый блеск глубокой печали в глазах. Но я не был намерен спасать самолюбие инспектора даже за деньги и продолжал налегать на тушенку, попеременно откусывая от луковицы и бутерброда с салом и горчицей. Татьяна, любуясь горами, сдержанно улыбалась, словно каким-то образом видела меня и понимала мое состояние. Я предложил ей ломтик «Бородинского» с салом, но она не отреагировала.
Наконец я вытер губы салфеткой, затолкал ее в опустошенную банку, а затем сплющил эту банку ударом ботинка.
– Будь по-вашему, – сказал инспектор, тяжело опускаясь рядом со мной на откидной стульчик и превращая свое темное лицо в символ великодушия. Какой, однако, интересный ход! – Креспи очень просил меня не портить вам жизнь, а я уважаю Гарри.
Я ковырялся в зубах заточенной спичкой. Вертолет сделал очередной крен, и луч света, как из прожектора, осветил лицо инспектора. Тот стал щуриться и прикрыл глаза ладонью, словно решил поиграть со мной в жмурки и начал водить.
– Я думаю, что причина вашей несговорчивости в предвзятом отношении к Столешко, – сказал инспектор из-под ладони. – Вы почему-то хотите кинуть тень на его имя. Я прав?
– Не просто кинуть тень, – ответил я. – Я хочу, чтобы его судили за убийство и мошенничество.
– Но он же мертв! – стараясь сдерживать себя, процедил инспектор.
– Вы лично видели труп?
Инспектор, стремительно превращаясь в сердитого яка, привстал со стула, склонился надо мной и, упираясь ладонью в иллюминатор, произнес:
– Никто до сих пор не видел трупов жителей Чар Клерка, но нет идиотов, которые бы верили в то, что кто-то из них остался жив. [7]
– Я рад, что в Бангладеш, в отличие от салона нашего вертолета, нет идиотов, – ответил я. – А что касается Столешко, то он живее нас с вами, потому что ходит по земле, а мы летим на этом ржавом геликоптере.
– Конечно, ходит! – не выдержала Татьяна, присоединяя свой сарказм к нашей милой беседе. – Я даже вижу его. Вон он, мятежный, убегает от йети!
– Как вы не поймете! – прошипел мне инспектор и постучал себя кулаком по лбу. – Я хочу вам помочь!
– А я хочу вас огорчить: в ваших услугах я более не нуждаюсь, – отмахнулся я. – Знаете почему? Потому что представитель Интерфакса в российском посольстве уже приготовил трехчасовую кассету для записи интервью со мной.
От моей безупречной лжи цвет лица инспектора слился с цветом его малинового берета. Мне страшно было на него смотреть. Казалось, его глаза сейчас вылетят из орбит, как пробки от шампанского, и попадут мне в лоб.
– Хотела бы я посмотреть на представителя Интерфакса, – сказала Татьяна, вынимая из пуховика маленькое круглое зеркальце и заглядывая в него, – когда он услышит твои басни про обрезанную веревку и дискету с обыкновенными иллюстративными файлами, какие в любой журнальной редакции валяются под ногами…
Она что-то нашла на щеке и сразу забыла о своем желании. У меня в животе урчало от лука, но этого никто не слышал из-за рокота двигателей.
– Танюша! – позвал я, вынимая из кармана блокнот и вырывая из него лист. – Вот мой московский телефон. Когда князь оштрафует и уволит тебя, то сразу позвони мне. У моего соседа много пустых бутылок, может быть, мы тебе поможем материально.
– Я чувствовала, что ты добрый и, главное, умный человек, – ответила девушка. Ее глазки оживились. Мой тупой юмор повышал ей настроение. – Но меня не за что штрафовать. Я добросовестно выполняла свои обязанности.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу