Андрей Дышев - Сладкий привкус яда

– Я думаю, что мы обойдемся без полиции, – сказал итальянец и примирительно похлопал меня по плечу. – Я вам еще не рассказал о нашей куртке «Полярное солнце». Это нечто необыкновенное!

Врач с тарелкой на ладони подошел к нам.

– Как самочувствие? – поинтересовался он у меня. – Будьте добры, подайте хлеба, вы рядом стоите… А я принес вам то, что обещал. Держите!

Я уже забыл, что он обещал скормить мне какие-то успокоительные таблетки, и машинально протянул руку. Из пластиковой упаковки мне на ладонь выкатились две желтые пилюли. Я смотрел на них и думал, чем для меня может обернуться слишком узнаваемое повторение эпизода с таблетками.

– Выпейте, – сказал врач, теребя клиновидную рыжую бородку.

– Рекомендации врачей надо выполнять, – нравоучительным тоном добавил итальянец.

– Мы не желаем вам зла, – заверил Креспи. – А о вашем неблаговидном поступке я постараюсь забыть.

Они обступили меня со всех сторон. Я продолжал стоять, держа пилюли на ладони. Они таяли, клеясь к мозолям.

– Вы уверены, что эти таблетки мне помогут? – спросил я врача.

– Вне всякого сомнения, – ответил он.

– А память они улучшают?

– И память тоже.

Креспи протянул мне свою чашку, предлагая запить лекарство. Я опустил руку с таблетками в карман, где уже лежала пара очень похожих таблеток, вежливо отстранил итальянца и быстро пошел к выходу, затылком чувствуя недобрые взгляды. Президенты с фотографий смотрели на меня так же отчужденно, словно были в сговоре с Креспи, врачом и итальянцем.

Я вышел в ночь, под колючий свет звезд, хоровод которых острым углом закрывала Плаха, тускло отливающая холодным серебром. Палатку шерпов я нашел скорее по звуку электрогенератора, чем зрительно, откинул полог из старого верблюжьего одеяла и зашел внутрь. Большинство носильщиков уже спали, кое-кто еще подогревал на горелке ракшу или играл в карты. Бадур, сидя перед керосинкой, точил напильником зубья кошек. Увидев меня, он отложил работу и стал торопливо менять сосредоточенное выражение лица на счастливое.

– Привет! – громко поздоровался он со мной, чтобы привлечь внимание своих земляков. – Почему не спишь так поздно?

– Привет, – ответил я и похлопал его по плечу. – Я тебе кое-чего принес. Выйдем на воздух.

Наверное, Бадур рассчитывал на деньги, потому не стал надевать ботинки и пуховик, и вышел в чем был – босиком и в свитере. Мы стояли по колени в снегу рядом с кемпинговой палаткой руководителя экспедиции, за тонкой стенкой которого тихо шипела включенная на прием радиостанция. Этот звук, не меняющийся на протяжении прошедшего дня, напоминал процесс приготовления яичницы.

Без вступлений, ударом в челюсть я свалил Бадура на снег, сел на него верхом и вставил ему между зубов дюралевый крюк.

– Глотай! Может быть, вспомнишь, как все было на самом деле, – сказал я, заталкивая Бадуру под язык таблетки. – Да не рычи ты, я же не драться с тобой пришел, а помочь… Ну? Проглотил? В голове стало светлее?

Оранжевый вертолет с военными опознавательными знаками на борту, не выключая двигателей, со свистом резал морозный разреженный воздух и поднимал снежную пыль. Она кружилась вокруг, словно геликоптер попал в эпицентр смерча. Открылась дверь, и на снег спрыгнул офицер в коричневом свитере с матерчатыми нашлепками на плечах, медной бляхой на груди, в малиновом берете. Низко пригибаясь и прикрывая лицо от ледяных опилок, он побежал в нашу сторону.

Мы с Креспи стояли рядом, но как бы отдельно друг от друга. Очень недовольный тем, что я самовольно воспользовался радиостанцией, он с утра не разговаривал со мной и старался не замечать. Я же был с ним подчеркнуто вежлив. Представитель фирмы, вчистую забывший о своем обещании сделать мне подарок, нервно крутился между нами, вытаптывая в снегу восьмерку, и беззвучно шевелил губами, словно повторял перед ответственным выступлением текст речи.

Я прикрывал глаза рукой и щурился, глядя в вихревой снежный столб, из которого появился полицейский. Мои глаза слезились от ослепительного света, мороза и керосиновой гари, и инспектор мог подумать, что я излишне сентиментален и восприимчив, а таким, как известно, не очень-то верят. Гора, отражая своими снежными зеркалами солнце, выдавала миллиарды люкс, и кожей лица я физически ощущал волну золотистых нитей, как тысячи швейных иголок вонзающихся мне в лоб, щеки, губы. Я старательно тер глаза рукавицей, но, похоже, сделал еще хуже.