Андрей Дышев: Завещание волка

Августино увидел Мэнгри. Начальник охраны, раскачивая из стороны в сторону плечами, шел по красной дорожке, змейкой вьющейся между клумб. За ним, припадая на левую ногу, торопился коренастый крепыш в черной майке без рукавов, покрытой белыми солевыми разводами. В его слегка сутулой фигуре еще можно было угадать недюжинную силу, но огрубевшее лицо выдавало чрезмерное пристрастие к алкоголю. Черные длинные волосы были схвачены на затылке легкомысленным красным шнурком. Привыкший к тяжелой работе в зарослях коки, он чувствовал себя неуютно на постриженном газоне среди клумб и кустов и потому старался не отставать от негра. Тем не менее ни страха, ни подобострастия на его лице не было.

– Вот он, – сказал Мэнгри, остановившись перед коляской Августино, и подтолкнул хромого в спину.

– Что у тебя с ногой? – спросил Августино.

– Разрывная пуля, – улыбнувшись, ответил хромой. – Пятку оторвало к чертям собачьим. Кость стала на дюйм короче. Но это не мешает мне ходить и бегать.

– Как тебя зовут?

– Линчо, хозяин.

– Ты помнишь русского, который прорвался ко мне в кабинет?

Линчо скривил лицо, насупил брови и потеребил косичку.

– Помню, хозяин. Он мне тогда еще зубы прикладом выбил.

И в подтверждение своих слов он оттянул нижнюю губу и приоткрыл рот.

– Ты смог бы его опознать?

– Конечно, хозяин! – заверил Линчо и посмотрел по сторонам, полагая, что сейчас из-за кустов появится русский, который когда-то выбил ему зубы.

Августино рассматривал блестящее от пота коричневое лицо Линчо. Конечно, он производит впечатление легкомысленного оболтуса, для которого существуют лишь две неоспоримые ценности: ром и женщины. Зато он добрый. Работа на плантации охлаждает горячие головы. И это хорошо, что охлаждает. Не наломает дров в отличие от Мэнгри.

– Поедете в Россию, – сказал Августино. – И доставите этого русского сюда.

– Живого или мертвого, – сверкнув зубами, добавил Мэнгри.

Августино кинул на него жесткий взгляд. Волна ненависти накатила на сердце, и старик почувствовал, что ему не хватает воздуха. Этот труподел опять позволяет себе словоблудие! Его надо отогнать от виллы, как пчелу от стакана с ликером. Он здесь слишком опасен.

– Живого! – произнес Августино. – Жи-во-го! И чтобы ни один волосок не упал с его головы!

Какой странный и неприятный взгляд у Мэнгри! Кажется, что на его лице черная маска и сквозь прорези белеют жестокие глаза. Как пытливо он смотрел на Августино, словно пытался прочесть его мысли. А эта вечная насмешка на его полных фиолетовых губах! Нет, он не может догадываться. Ни одна живая душа не посвящена в замыслы Августино.

– Ясно, хозяин, – ответил Мэнгри. Он поднимался с пяток на носки, сгибал поочередно колени, рисовал руками круги в воздухе. Непрекращающийся идиотский танец. – Ни один волосок…

– Старшим будет он, – сказал Августино, направив кривой палец на Линчо.

Вот теперь Мэнгри забыл про музыку. Он замер, с недоумением глядя на Августино.

– Что?! Вот этот…

– Да! – крикнул Августино и ударил рукой по подлокотнику.

– Ну, хозяин, вы…

– Как сказал, так будет! – снова оборвал его Августино.

По губам Мэнгри пробежала едва заметная усмешка. Он сплюнул под ноги и, повернувшись, пошел напрямик по газону к особняку. Августино некоторое время смотрел ему вслед. Правильно ли он сделал, что нанес такой удар по самолюбию начальника охраны? Как бы то ни было, Августино не привык отказываться от своих слов. Будет так, как он сказал. Мэнгри надо разоружать, отбирая у него власть. И делать это постепенно и постоянно. Иначе может прийти время, когда будет поздно что-либо предпринимать.

– Я дам тебе много денег, – произнес Августино, опустив голову на грудь. – Тебе помогут надежные люди. И не спускай глаз с Мэнгри. Этот русский мне нужен живым и невредимым.

– Я понял, хозяин, – ответил Линчо.

– Все, иди! – произнес Августино и вяло махнул рукой.

Вспышки гнева всегда отнимали у него много сил. Сейчас, когда его тело было налито свинцовой тяжестью, это было особенно заметно. Августино закрыл глаза. В сознании мельтешили цветные пятна. Он как наяву видел Клементину. Девочка бегала по краю пропасти. Легкий ветер гнал надувной шарик к краю обрыва. Девочка бежала за ним и смеялась… Августино поднес дрожащую руку ко лбу. Все люди одинаковы, как куклы. В голове опилки, в теле тряпки. В двадцать он думает, что будет жить вечно. В тридцать – что у него еще очень много времени, чтобы исправить ошибки молодости. В сорок он воспринимает себя гранитным монолитом, который никому не сломать и не скинуть с пьедестала. А потом он просто закрывает глаза, чтобы не портить настроение очевидным. И лишь к старости начинает думать о боге и ужасаться, каким глупым был и что вся жизнь – одна большая ошибка… Но у него еще есть время! Он сделает то, что задумал. У него хватит на это и сил и воли. И сил и воли…