Дмитрий Грунюшкин - Капкан для крысы

Тускло блеснуло узкое лезвие ножа. Поднявшийся первым немного поколдовал с дверью, просунув нож в щель у косяка, отодвинул задвижку, слегка приоткрыл дверь, и обе фигуры неслышно проскользнули внутрь помещения. Оказавшись в холле, они осмотрелись, хотя заранее представляли себе обстановку.

В холл выходила главная лестница корпуса, здесь же, на проходном месте, по славной совковой традиции, стояли несколько старых кресел и кушеток, допотопный цветной телевизор и неизбежная пальма в кадке, почва в которой была покрыта толстым «культурным» слоем, состоящим из чайной заварки и окурков.

Неизвестные замерли, прислушиваясь. Больница спала, наполненная специфическими запахами и звуками большого общежития – похрапывание, негромкие стоны, бормотание. Живущим здесь эти звуки были так привычны, что воспринимались мертвой тишиной. Осторожно выглянув из-за угла и убедившись, что коридор пуст, один из людей указал второму на дальний конец коридора, где был пожарный выход, ткнул себя пальцем в грудь, указал на главную лестницу и показал три пальца. Тот кивнул, соглашаясь, и мелкими шажками, пригнувшись, побежал к лестнице, бесшумно ступая мягкими каучуковыми подошвами.

Убедившись, что товарищ без приключений достиг цели, партнер выбрался на главную лестницу и по бетонным ступеням взлетел на четвертый этаж, где располагалось хирургическое отделение…

…Леша-Перпл лежал в одноместной палате, освещенной лишь тусклым светом дежурной лампочки. Сна не было ни в одном глазу, хотя часы показывали три часа ночи. К постоянной ломке он уже привык, она давно была его неизменным спутником. Леша слышал, что в клиниках для наркоманов пациентам дают метадон, легкий наркотик, заменитель героина, снимающий ломку, но не дающий кайфа. Хотя, все дело в дозе, если принять нужное количество метадона, то без кайфа не останешься, чем и пользовались, зачастую постсоветские наркоманы, ложащиеся в клинику, якобы для лечения.

Но и этот суррогат был сейчас недоступен, так как лежал Перпл не в специальной лечебнице, а в обычной горбольнице, простреленный, как рябчик.

Боль уже достала, при каждом вздохе в груди словно вспыхивала электросварка, так что даже дышать Леша старался пореже. Вдобавок, постоянно болела голова. Один из приходивших его «навестить» милиционеров, уж не известно из какого отдела, здоровый стриженый мужик лет сорока с жестким лицом много повидавшего на своем веку человека, поглядев на Лешу покачал головой и заявил, что он родился не в рубашке, а в бронежилете пятого класса защиты. Что это означало Леша не знал, но догадывался, что пятый класс – это что-то серьезное.

И в самом деле, когда Перпла доставили в операционную, врач все «цокал языком, и, удивляясь, пули удалял». Вошедшая под правую лопатку «маслина» выбрала, наверное, единственно возможный путь, чтобы причинить наименьший ущерб. Она не задела ни лопаточную кость, ни ребро, ни позвоночник, и прошила всю набитую органами грудь, не коснувшись ни одного из них даже краешком. Даже извлекать ее было легко – она прошла почти насквозь и застряла под самой кожей. Хирург сказал, что ее можно было нащупать пальцами, пришлось только разрезать кожу и достать ее пинцетом.

Ну а ранение в голову, вообще, из области фантастики! Стреляли почти в упор, даже волосы на затылке сожгло выстрелом. Но, видимо, пистолет убийца держал чуть под углом, и пуля срикошетила от черепа и только распорола кожу от затылка до виска. Крови вытекло, конечно, море, но единственные последствия этого неудачного контрольного выстрела – сотрясение мозга и микроскопическая трещина в затылочной кости. «Волкодав», сказавший про «бронежилет», уходя посоветовал Перплу завязывать с дурью и идти в церковь. Леша и сам был близок к тому, чтобы с ним согласиться – предупреждение свыше было недвусмысленным.

Кроме всего прочего, заснуть мешали невеселые мысли. После этой заварухи путь к азербайджанцам ему закрыт, больше там не получишь ни грамму. И это еще полбеды, беда в том, что как только менты потеряют к нему интерес, следующим посетителем будет не мама, а ребята с кавказским акцентом. Насчет своей судьбы Перпл не обольщался. Вероятность того, что его грохнут даже просто за то, что он в этом деле замешан, очень высока. Выторговать себе хотя бы жизнь можно было бы выведя айзеров на того хмыря, и он сделал бы это с превеликой радостью, но вся беда была в том, что Перпл никак не мог вспомнить, кто этот парень и, даже, как он к нему попал.