— Боцман, кажется, шлюпка подходит к берегу, — насторожившись, слабым голосом произнес Аполлонов. Он лежал рядом, на топчане, сооруженном Быковым из ветвей и травы. — Всплески весел слышу. И голоса вроде различаю. Тс-с, тихо.
— Какая шлюпка? — Быков смахнул ладонью сладкую сонную слюну, взглянул на него тревожно: «Как бы опять не накатило на парня. Совсем плох, умрет скоро, должно. И не спал, наверно, опять…»
День ото дня Аполлонову становилось все хуже, он почти совсем ослеп, в пяти шагах ничего уже не различал, рана на левой ноге гноилась, нечем было ее обработать, мучительно болели у него на ляпе ожоги, на которые смотреть было страшно. За эти короткие секунды, пока смотрел на Аполлонова, пытался определить, что с ним, перед Быковым промелькнули мучительные четыре дня, которые они проскитались на этом безлюдном берегу после того, как выплыли сюда с уже мертвым командиром лейтенантом Федосеевым. Ничего, кроме напрасных надежд, не принесли им эти удушливо жаркие дни — ни воды, ни хлеба, ни помощи. Питались ягодами, грибами, несозревшими, с еще зеленой жидковатой завязью, орехами — августовский лес прокормит, конечно, не даст помереть с голоду, — поддерживали себя кое-как, но сил от этого почти не прибывало. Аполлонов слабел с каждым днем, и Быков понимал, что, если не достанет для него еды и лекарств, тот погибнет. Но лишь на третий день, когда немножко окреп, Быков решился сделать недалекую вылазку. Он шел лесом, кружился на месте, гадал, в какую сторону идти, все время тревожась за оставленного в шалаше Аполлонова. Наконец ему удалось выйти к селу, лежавшему в лощине, большому и, должно быть, богатому. Но сразу же понял: село под немцами и самое разумное поскорее отсюда убраться. Он обманул Аполлонова, который ждал его как спасителя, сказал, что встретил в лесу мужика на лошади, который пообещал привезти еду, питье и лекарства, а потом сведет их с партизанами.
«Значит, этот берег немецкий?» — насторожился тогда Аполлонов. «Это ведь как понимать, — попытался успокоить его Быков. — Раз партизаны, значит, и наш…»
Добраться до своих, если бы даже Аполлонов мог идти сам, было немыслимо — это Быков понимал. Да и где они теперь, свои-то? А неподалеку лежало село, хоть и занятое врагом, но ведь там же свои, русские люди. Не оставят в беде, надо только дать о себе знать… И решил он пока держаться этих мест. Море рядом, на чужое — свое. Оно вместе с лесом и подкормит, и надежду какую-то таит в себе, и жить рядом с ним намного покойней…
— Ты послушай, послушай, — сказал Аполлонов, затаив дыхание. — Слышишь, весла чмокают по воде?
— Поглядеть надо. Ты, Аполлоша, полежи тихонько, а я пойду. — Подумав, что Аполлонов, может, и прав — все же радист, слух у него лучше, да и с потерей зрения человек обычно острее слышит, — Быков выскользнул из шалаша.
И сразу же — аж сердце захолонуло! — метрах в двухстах левее увидел шлюпку, пристававшую между валунами, и в ней — трех человек. Затаившись в кустах, Быков наблюдал, как приплывшие переносили в заросли большой рюкзак, бачок, небольшой чемодан, весла, прятали шлюпку, заводя ее за валуны. И по тому, как осторожно, крадучись делали эту работу, было понятно — люди они здесь чужие.
«Богатые соседи, — определил Быков, — в бачке, должно, вода, в рюкзаке — продукты. — У него даже лиловые пятна пошли перед глазами — так голод мучил и пить хотелось. — Но откуда они взялись? Свои ведь, не немцы, сразу видать…» Однако Быков не спешил, выдерживал себя, важно было понять еще и другое: что у них на уме?
Он внимательно следил за голым по пояс человеком, который с немецким автоматом в руке пробирался между камнями, приближаясь к могиле лейтенанта Федосеева. Вот он добрался до нее, оглядел, присев на корточки, и, озираясь по сторонам, быстро вернулся к шлюпке, где его дожидались рыжий бородатый парень с пистолетом и, что больше всего удивило Быкова и окончательно привело в недоумение, девушка.
Около часа Быков пролежал в кустах, не решаясь дать знать о себе, пока из приглушенных, доносящихся до него фраз не убедился окончательно, что незнакомцы пристали сюда случайно, где находятся — не знают и пока не решили, что делать дальше. Но, судя по всему, задерживаться надолго не собираются. Быков встревожился: уйдут и унесут все с собой. Хоть бы для Аполлонова что-нибудь достать. Самую малость. Нельзя упустить такой случай. Не могут же они не помочь… И, отбросив всякую осторожность, боясь только одного — чтобы эти люди не ушли, он потихоньку крикнул, придав как можно больше тепла своему голосу:
Читать дальше