Виктор Федотов - Пропавшие без вести

Как же горели кулаки у Ратникова, когда он представил вновь — уже в который раз! — эго унизительное свое пленение. Да что же это?! Возможно ли такое?! Нет, надо судьбу решать сегодня же, иначе будет поздно…

Наутро после баланды и кружки застойной солоноватой воды пленных погнали в порт. Опять, как в прежние дни, колонна тянулась через чистенький, утопающий в зелени городок, и женщины выходили из ворот, с жалостью и состраданием смотрели на оборванных, исхудавших военнопленных. И опять Ратников угадывал в их глазах молчаливый укор. Осторожно косился на Тихона. Тот понуро плелся рядом, помалкивал, будто и не было между ними ночного разговора. «Неужели напугался, пошел на попятную? — тревожно думал Ратников. — Тогда все пропало. Но ведь дал же понять… Поторопился?»

Утреннее, свежее солнце заливало городок, пахло садами, яблоками, переливалось внизу присмиревшее море. Улицы, казалось, онемели, все затаенно молчало в эти минуты, и только тяжелое шарканье ног по булыжной мостовой да редкие окрики конвоиров слышались в этой напряженной, какой-то горькой тишине.

Колонна втянулась в порт. Выстроились побарачно, с небольшими интервалами, тут же появился расторопный лысый человек в дорогом, ладно сшитом костюме, поговорил о чем-то со старшим конвоя, и началось распределение по работам.

— Главное — держаться рядом. — Ратников слегка толкнул Тихона локтем.

— Не от нас зависит.

По голосу Тихона Ратников определил: не по душе ему эта затея, жалеет, что связался. Да ведь и его поймешь: ради чего ему под пулю лезть? Ах, Тихон, Тихон…

Шестнадцать человек отрядили на погрузку муки, отвели на самый дальний причал. Ратников оказался вместе с Тихоном. Подошла машина с завода, распахнули задний борт — и работа началась. Пленные взваливали на спину тяжеленные мешки, поднимались по сходне на баржу, грузили их в трюм.

— Шевелись, шевелись, мазурики! — надоедливо покрикивал рыжебородый парень в тельняшке, шкипер баржи. Он живо, привычно распоряжался погрузкой, мелькал там и тут, указывал, куда и как класть мешки, сбегал на причал, торопил шоферов с подачей машин, угощал двоих конвоиров, стоявших у сходни, дорогими папиросами, курил с ними, похохатывая, поблескивая золотыми коронками.

— Поворковал я при Советской власти за решеткой, печалился. С меня довольно! — услышал Ратников его голос, проходя мимо с мешком. — Теперь эти мазурики пускай за баланду повтыкают.

Оба конвоира похлопывали его по плечу, смеялись, подгоняя пленных ленивыми голосами.

«К этому типу не пришвартуешься, — подумал о шкипере Ратников, приглядываясь к наполовину уже загруженному трюму. — Такой и мать родную не пожалеет Подбирают кадры… А судя по всему, на барже он один. Где же охрана-то будет: здесь или на буксире?» Он уже прикинул мысленно, как все должно произойти. Вот только с Тихоном как теперь? И виду не подает, забыл будто. Но и другое виделось: погрузка закончилась, пленных выстраивают на причале, одного не досчитываются… Баржа еще стоит рядом, немцы, остервенив, взбегают по трапу, бросаются в трюм…

— Эй, землячок! — раздался рядом негромкий, ласковый голос Тихона. Это шкиперу он. — В какие края свой крейсер ведешь?

— Тебе-то что за забота? — огрызнулся тот.

— Может, привет будет кому послать.

— С того света пошлешь, земеля, — хохотнул шкипер, довольный своей шуткой.

— С этого хотелось бы поспеть.

— Хотела одна дева… Проваливай, проваливай! Понял Ратников: разговор этот Тихон для него затеял, чтобы знал хоть самую малость — куда баржа пойдет, если шкипер вдруг скажет. Да нет, не на такого, видать, наскочил. Но все же Ратникову стало свободнее, отлегло от души: значит, на Тихона можно положиться.

Солнце уже подбиралось к полудню, пекло голову, даже мешки накалились, вода у причала не давала никакой прохлады. Тень передвинулась от сходни под самый борт, сманив за собой разомлевших конвоиров; они сидели на бревне, оживленно говорили о чем-то, утираясь большими платками.

Обогнув небольшую косу с мигалкой на выступе, в порт вошел приземистый буксир с густо засуриченными бортами. Он тащил за собой точно такую же баржу, какая стояла под погрузкой. Баржа была пустая — ватерлиния высоко над водой поднята. Буксир развернулся, точно примеривался, как поудобнее подойти к причалу, и оттуда долетел хрипловатый голос:

— Сашка, скоро галошу свою загрузишь? Кончай резину тянуть! Другую пора ставить!

— Через полчаса, Семеныч, трос приму! — крикнул шкипер в ответ, утонув бородой в ладонях. — Как сходили?