Евгений Сухов - Один против всех

В последнее время он стал чересчур мнительным.

Поправив воротник, Стась неторопливой, но твердой походкой направился к машине.

Ольга, удобно откинувшись на спинку кресла, курила, выпуская упругую серую струйку в полуоткрытое окошко. На спокойном лице блаженство. Было похоже, что кладбищенская благодать начинала ей нравиться.

Куликов, решительно распахнув дверцу, сел на водительское место.

— Ты был долго…

— Знаешь, чью могилу я посетил? — чуть улыбнувшись, спросил Стась.

— Понятия не имею, — пожала Ольга плечами.

— Вот это ты напрасно, — Куликов повернул ключ зажигания. — Ты его прекрасно знаешь.

Ольга щелчком выбросила сигарету в окошко и вежливо удивилась:

— Вот как… Очень интересно. И чью же могилу ты посетил?

«Мерседес» с нахальством светского джентльмена оттеснил грохочущий самосвал и, заняв свободную полосу, прибавил скорости, обгоняя попутные машины.

— Свою, детка.

Куликов бросил взгляд на девушку и увидел в ее глазах суеверный ужас.

— Разве так бывает?

— Как видишь, случается.

Продолжая стойко сохранять спокойствие, Крачковская спросила с деланным равнодушием:

— Ты мне расскажешь, как это произошло?

Стась надавил на газ и не без удовольствия почувствовал, как адреналин, выброшенный в кровь, забурлил:

— Конечно. Теперь от тебя, девочка, у меня не осталось больше секретов.

Майор Шевцов вытащил из сумки кассету и сунул ее в видеомагнитофон. На большом экране «Самсунга», как и раньше, рельефно обозначились свеженасыпанные глинистые холмики, почерневшие кресты и стая ворон, оккупировавших ограду. И больше ничего! Ровным счетом.

Втайне он надеялся, что судьба преподнесет ему ребус, над которым не грешно будет поломать голову целому отделу, но уже седьмые сутки Вадим лицезрел безрадостную картину кладбищенского покоя. На всех кассетах абсолютно одно и то же: кресты, могилы и каркающее воронье, суетливо перелетающее с одной ограды на другую.

Ничего необычного не предвещала и кассета, изъятая накануне. Правда, в отличие от прошлых дней — по-весеннему грязных и сырых, — слегка распогодилось, и из-за серой плесени облаков робко пробилось солнце.

В последнее время Шевцов задерживался допоздна. Здание управления в этот час было полупустым — очень неплохое время, чтобы осмысленно поработать и побаловаться пивком.

Достав из холодильника баночное пиво, он движением мизинца распечатал его и, устроившись поудобнее в глубоком кресле, с азартом любителя фильмов ужасов принялся наблюдать за мрачным унынием.

Шевцов выпил первую и принялся за следующую баночку, как вдруг в кадре появился мужчина в черном длинном пальто, в шляпе, он казался обыкновенным человеком, каких частенько можно встретить, печально бредущих за траурной процессией. Сначала Вадим не обратил на него особого внимания, приняв его за случайного прохожего, и продолжал безмятежно попивать пивко. Но мужчина повернул на аллею, на которой был захоронен Куликов. Внутри заныло от сладостного предчувствия. Тот шел, не оглядываясь по сторонам, как по хорошо знакомой улице. Рядом, обеспокоенная чужим присутствием, взлетела с креста огромная ворона и, недовольно каркая, устремилась в голубую пустоту.

Мужчина остановился напротив злополучной могилы. Стоял неподвижно, как солдат в почетном карауле.

— Обернись!.. Обернись!.. — шептал майор Шевцов, и, словно услышав его мольбу, мужчина посмотрел назад, невольно устремив взгляд прямо в объектив видеокамеры.

Вадим этого очень желал, но психологически не был готов к тому, что увидел на экране: на расстоянии пяти шагов на него в упор смотрел воскресший Стась Куликов. Кулик стоял около могилы еще минуты две. Вот ударил порыв ветра, и он, зябко поеживаясь, поднял воротник и, поддев концом ботинка слежавшийся ком глины, пошел прочь.

Видеокамера еще несколько минут наблюдала за его чуть криволапой походкой, а потом Кулик исчез из поля зрения, затерявшись среди оград.

Шевцов допил пиво, заев его тонким ломтиком осетрины, и перемотал кассету немного назад. И вновь он увидел мужчину в длинном модном пальто, неторопливо идущего к месту своего захоронения. Вадим остановил кадр на том самом месте, где мужчина, развернувшись, смотрел в камеру. Сомнений быть не может. На кладбище был Куликов. Сколько раз он держал в руках его фотографии и, казалось, изучил его лицо куда лучше, чем свое собственное. А может, это вовсе не Куликов, а упырь, уставший от тесного объятия могилы. Покойничек, так сказать, решил нанести визит своим недоброжелателям. От неприятных мыслей по коже пробежался холод.