Владимир Колычев - Судья и палач

Вход в подвал держал под наблюдением здоровенный спецназовец. Даже Федот не смотрелся рядом с ним.

— Никто отсюда не выходил? — спросил его Марков.

— Да выгнали одну…

— А ну-ка давай обо всем по порядку…

— Да двое наших подвал прошерстили…

— И?..

— Да бомжиху какую-то вытащили… Воняло от нее. Хоть нос заклеивай…

— И где эта бомжиха?

— Как где? Я же говорю, выгнали…

— Досмотрели?..

— Так воняло… Да и что взять с нее? Так, падаль…

— Давно это было?

— Да только что… Наверное, далеко еще не ушла…

— Бегом за этой бомжихой. Найти и сюда…

Подполковник Марков для собровцев авторитет — этот громила не просто отправился, а метнулся исполнять его распоряжение.

— А правда, воняет, — заметил Степан, когда они зашли в подвал.

— Ага, бомжатиной! — подал голос Федот.

— Синтетика, — уверенно заявил Марков. — Князев! — Это он своему оперу. — Бегом за бомжихой….

Теперь он был уверен, что эта бомжиха была искусственной.

— Комов, Савельев…

И Степан принял решение усилить группу по розыску «бомжихи».

— Ну что, пошли дальше?

В подвале остались только он, Марков и Кулик.

— Да, конечно… — кивнул Николай.

Из шахты воздуховода, по которой можно было забраться в квартиру Шлыкова, свисала толстая веревка. Под ней свежие следы.

— Опоздали, — досадливо поморщился Марков.

— Хорошая веревка, — заметил Кулик. — В специальных перчатках по такой влет спустишься. Как на скоростном лифте…

С этими словами он и ухватился за веревку.

— Идиот! — взревел Степан.

И мощным ударом сбил его с ног. Другой рукой он потянул за собой Николая. Все втроем они распластались на грязном полу.

— Командир, ты чего? — удивленно протянул Кулик.

— А вот рвануло бы сейчас, было бы тебе чего, — ответил за Степана Марков. — Радуйся, что обошлось…

Саня все понял. И когда они выходили из подвала, Степан заметил, как внимательно он смотрит себе под ноги.

…Герман провел всех.

Процесс гримирования занял ровно пять минут. У него было все необходимое для этого. В завершение он выдавил на себя целый тюбик специальной мази. Завоняло до рези в глазах.

Из-за этой мази пришлось брать с собой два флакончика: один с жидкостью нейтрализации запаха, второй с аэрозолью, чтобы сбить со следа собаку

Страховочные веревки, которые остались после вора, Герман снял уже давно. Взамен он закрепил специальную веревку, уложил ее в нишу. Там же лежали и перчатки.

Перчатки на руки, веревку вниз на всю длину, грязную клеенчатую сумку с «ноутбуком», пакетом с «адскими машинками» и чистой одеждой за спину, и вперед. Вернее, вниз. Спуск занял ровно полминуты. Пролетом через девятнадцать этажей — головокружительное ощущение.

Едва он оказался в подвале, как услышал вдалеке чьи-то голоса. Он мигом подался к трубам и лег под них. Через минуту его толкнули ногой.

— Ну и вонища! — затыкая нос, сказал дюжий собровец в бронежилете и с автоматом.

— А ну пошла отсюда, тварь! — рявкнул на Германа второй.

Спецназ прибыл к его дому за мужчиной. Поэтому он загримировался под женщину. Под бомжиху. И его расчет оправдался.

Собровцы действовали грамотно. Подвал прочесали. Как будто знали, что он мог спуститься сюда по шахте воздуховода. Но все же они остались с носом.

Они прошли серьезную школу боевой подготовки. Их учили высококлассные инструктора, выжимали все соки на занятиях по специальным дисциплинам, гоняли до седьмого поля по полосам препятствий, по полигонам. А Германа не учил никто. Он самоучка. Но уровень его профессионализма выше. И он еще раз в этом убедился.

Он вышел из подвала, наткнулся еще на одного спецназовца. Выше двух метров ростом, геркулесовы плечи, рожа два на два. Шкаф самый натуральный. Только мозгов маловато.

— Стой! Куда? — Его чуть не стошнило от ароматов, которые источал Герман.

— Да выгнали…

— И правильно сделали. Давай проваливай, да быстро…

Спецназовец, наверное, облегченно вздохнул, когда Герман исчез из виду.

Видеться с ним больше не хотелось. Но пришлось.

Герман зашел в подъезд дома в соседнем дворе. И тут вдруг, откуда ни возьмись, появился этот громила.

— Ну вот, попалась, — сухо сказал он.

Сейчас спецназовец напоминал тот самый заведенный механизм, в режиме которого он обращался с преступниками. Его уже не тошнило от вони. Казалось, он ее вообще не замечал. На Германа смотрели безжизненные глаза робота. Абсолютно никаких чувств.