Владимир Колычев - Удавка для опера

Палач взял Веронику на руки, чтобы перенести ее на кушетку. И тут же замок из ее рук опустился ему на шею. С треском лопнули шейные позвонки, и бедняга вместе с ней упал на бетонный пол…

Вероника больше не бредила. Предельно серьезная, она нашла в кармане покойника ключи от наручников. Освободила руки. Быстро раздела палача, напялила на себя его балахон, натянула на голову его маску-колпак. Его самого усадила в кресло, сковала обручами. Сама же заняла его место.

Нечего было и думать сбежать из этого подвала. Слишком прочные стены, слишком крепка бронированная дверь. Она уже успела заметить, что палач не имеет возможности самостоятельно выйти из подвала. Раз в два часа дверь открывается, и появляются дюжие ребята. Они приносят ему еду, а заодно проверяют, все ли в порядке.

На этот раз они убедятся, что здесь не все в порядке. Только успеют ли они об этом кому-нибудь сообщить?

Идиот Нырков. Или он слишком жадный, чтобы оборудовать этот каземат аппаратурой видеослежения, или очень самонадеянный…

Вероника сидела в кресле. И боролась со сном. Снотворное могло бы вообще не подействовать на нее. Но она применила гипноз. Слишком много сил затратила на это. Трудно бороться со сном… Но все равно, сон не властен над ней.

Вода, дни без движения, отсутствие воды и пищи, снотворное, всплеск энергии — все это истощило ее. Но она выдержит. Она все выдержит. И сделает еще один рывок на пути к общей победе…

Язык во рту растормозился, тело также слушалось его. Действие препарата кончилось. Но слишком крепко он прикован к постели. И что ни делай, все равно от оков не освободиться…

За окнами уже сгустилась темнота. Наступает ночь. Последняя в его жизни. Вот-вот за ним придет косая в образе… Он еще не знал, чей это будет образ.

Открылась дверь. Появилась медсестра. Та самая, со шприцем. За ее спиной стоял крепыш. Лицо его напряжено. И понятно почему. На его глазах происходит убийство.

Смерть пришла к нему в образе медсестры со шприцем в руке.

— Сердечный приступ? — уныло спросил ее Рома. — Или инсульт?

— И то и другое, — натужно хохотнул браток.

— Делайте вид, будто с вами все кончено, — очень тихо шепнула ему сестра. И вколола ему в руку шприц. — Извините! — чересчур уж громко всхлипнула она. — Я не хотела… Меня заставили…

— Да заткнись ты, дура! — рявкнул на нее браток.

— Он же через минуту мертвый будет… — еще раз всхлипнула сестра.

— А это тебя не гребет, дура! Пошла отсюда!..

Ровно через минуту по собственной инициативе Рома дернулся. И закрыл глаза. Тело его окоченело. По воле препарата, который ввели ему внутрь. Но это была не та, смертельная окоченелость. Так напрягаются мышцы на руках, ногах, спине, когда человек потягивается после долгого сна. Еще это называют выходом застоявшейся силы. А сила в Роме перла через край. Сестра вколола ему не «курарин», а какой-то стимулятор.

Рома притворился мертвым. Крепыш подошел к нему, внимательно на него посмотрел. Но пульс проверять не стал. Или брезгует, или просто уверен в его смерти. Он выключил свет. Исчез.

Минут через десять снова открылась дверь. Кто-то вошел.

— Раскоцайте его и в морг везите, — сказал браток. — Там счас лепила будет. Вскрытие, короче, проведет. Документ составит. Чтобы там все, типа, зашибись было…

К Роме подошли двое. Руки сильные, ловкие. Только мозги без извилин. Надо ж было пульс его пощупать. Но с него всего лишь сняли оковы. Затем взяли за руки, за ноги, положили на тележку. Накрыли клеенкой.

— Повезли, — сказал кто-то.

Поняла сестра, чем ее заставляют заниматься. Замучила ее совесть. Поэтому не стала его убивать. Спасибо ей… Только глупая она. Не знает, против кого пошла. Нырков ее со свету сживет…

Больница в Семиречье небольшая, одноэтажная. И Рома помнил, что морг во дворе, метрах в пятидесяти от здания больницы. Поэтому он не удивился, когда его вывезли во двор.

— Дятел, блин, против мэра пошел, — сказал кто-то.

— Да мент он, в натуре, козел. Его по-любому мочить надо…

— Да всех ментов надо мочить, — согласился первый.

— Хорош порожняки гонять, — послышался голос братка, который был здесь за главного.

В «последний путь» Рому сопровождали как минимум трое. А еще кто-то в морге его дожидается.

«Э-эх! Пан или пропал!..»

Рома подбросил свое тело, сорвал с себя клеенку. Сел на носилках и накинул накидку на голову одного провожатого И рукой, закованной в гипс, шибанул его по голове