Владимир Колычев - Удавка для опера

Откуда-то вдруг появились люди. Камуфляж, автоматы, непроницаемые лица. Они выстроились кольцом вокруг экскаватора.

Со скрипом и лязганьем экскаватор опустил ковш прямо на то место, где она лежала. Зачерпнул щебень вместе с Вероникой. И она оказалась в ковше. Пока экскаватор опускал его, люди внизу выстроились в круг. И в его центр выгрузили Веронику.

Она неловко упала на спину, ее больно осыпало щебнем. А люди с автоматами молча наблюдали за ней

Откуда-то вдруг появился Нырков. И человек из его окружения. Чусов его фамилия. А еще Игорь, «бригадир» по кличке Шаман. Он все еще считает себя ее любовником. Поэтому смотрит на нее во все глаза. Похоже, все, что здесь сейчас происходит, для него полная неожиданность.

— Ты?!

— Что, Игорек, не ожидал? — гнусно усмехнулся Нырков.

Сейчас он вовсе не был похож на добропорядочного мэра. Взгляд холодный, жесткий, лицо злое.

— Это же Вероника. — растерянно пробормотал Шаман.

— Правильно, Вероника Секретный агент враждебной нам организации. Прошу любить и жаловать.

— Но как же так?..

— А вот так, Игорек, вляпался ты в дерьмо. Тебя использовали, как презерватив.

— Сука! — Шаман аж позеленел от злости,

— Сука, — легко согласился Нырков. И впился в Веронику острым, пронизывающим взглядом.

Только никакого устрашающего действия он этим не произвел. Вероника прошла серьезнейшую школу психологической подготовки, ее даже сильным гипнозом не взять. А тут какой-то доморощенный страшила пытается ее испугать. Впрочем, она испугалась. Но только для вида.

Нырков махнул рукой. Через минуту во двор завода с гудком въехал локомотив. К нему прицеплена платформа. А на ней огромная бочка.

— Ты не это хотела видеть? — спросил Нырков.

Вероника промолчала.

К ней подскочили двое, заломили руки, надели на них наручники. Сковали и ноги. И только затем потащили к вагону. Поставили на бочку. Открыли крышку.

На платформу зашел и Нырков.

— Знаешь, что там такое? — спросил он. И сам ответил: — Серная кислота…

Только сейчас ей стало страшно. Но ни единая черточка не дрогнула на ее лице.

— Тебя сейчас зарежут. Легко и быстро, как барашка. Прямо здесь. И освежуют. Разрежут на куски. И замаринуют в кислоте. Только вот шашлыка из тебя не получится. Сама знаешь, кислота не самый лучший маринад. Она все сжирает…

Нырков заблуждался, если думал, что Вероника сейчас упадет перед ним на колени и начнет молить о пощаде. Она лишь скользнула по нему заиндевелым взглядом. Внутри ее включился холодильник, он замораживал все чувства. Она превратилась в робота, которому все равно, что с ним сделают. В этом состоянии Нырков и все, кто был с ним, воспринимались ею как неодушевленные предметы. Что бы ни делали они, их нельзя было ни любить, ни ненавидеть.

— Но я могу подарить тебе жизнь, — сказал Нырков.

На него и на себя Вероника смотрела сейчас как бы со стороны. Будто фильм перед ней крутили, а она равнодушный зритель — ей все равно, что говорят, что делают. Не важно, какой финал у этого кино, лишь бы оно поскорее закончилось.

— Ты мне рассказываешь, с каким заданием и от кого ты сюда прибыла…

Вероника словно не слышала, что он говорит.

— Она ничего не скажет, — покачал головой Чусов.

Этот понимает, что спектакль с экскаватором и серной кислотой мог сломить кого угодно. Но ее этим не подавишь. Она суперпрофессионал. И что бы с ней ни делали, не издаст ни звука.

Она робот. Робот, запрограммированный на молчание. Страх, жалость к себе, желание жить — все эти чувства заморожены крепче полярного льда и помещены на склад за семью печатями в дальний угол ее души.

Похоже, и сам Нырков это понял. Он дал знак своим людям. Веронику схватили за руки, снова куда-то потащили. Она не сопротивлялась — в ее положении это бессмысленно.

Ее бросили в микроавтобус и куда-то повезли.

Веронику переиграли. И теперь она в руках противника. Не зря предупреждал ее Полковник, что враг хитер и опасен, его голыми руками не возьмешь. И вот она на своем опыте убеждается в этом. Хотя до конца еще не убедилась.

Она лежала на полу. Над ней боевики. Братки Шамана. Эти охраняют завод…

Машину сильно трясло на ухабах, тело ее сотрясалось еще сильней. В нос лезла пыль. Но Веронике хоть бы хны. Она закрыла глаза, отключила сознание и заснула.

Она заставила себя проснуться в светлом просторном помещении без окон. Подвал дома. И Вероника даже знала, чьего дома. Ныркова. Ничего не боится мэр. И никого. А зря…