Владимир Колычев - Удавка для опера

Только напрасно радовался Рома. «Восьмерка» постоянно срывалась. И сколько он ни пытался, до Москвы он так и не «достучался». Ничего у него не вышло, когда он начал обзванивать своих родных. Как будто нарочно, срывались и все местные номера.

— Нарочно, да? — зло спросил он у прокурора.

— Что нарочно? — будто бы не понял тот.

— Нарочно телефон зарубили? Чтобы я никуда не дозвонился.

— Вам просто не везет.

Не везет… Да, с тех пор как он связался с Нырковым, ему хронически «не везет». Зато повезет этому Банякину.

— Можете записать мое пророческое предсказание, — с горькой иронией усмехнулся Рома.

— Да, я слушаю, — не отрывая взгляда от своей писанины, навострил ухо прокурор.

— Труп гражданки Комаровой скоро найдется. Его обнаружат «случайно» некие «законопослушные» граждане…

Рома в этом не сомневался. Если Нырков взялся за него, то будет добивать до конца.

И как бы в подтверждение его догадки в кабинет ворвался тот самый опер по фамилии Фурцев.

— Федор Авдеевич, раз уж вы здесь, то, может, проедете с нами? — сказал он.

И злорадно посмотрел на Рому.

— Обнаружен труп женщины…

— Его обнаружили случайно? — и Банякин посмотрел на Рому.

— Да, именно… Труп был закопан… Собака обнаружила…

— И наверняка это гражданка Комарова…

— Очень может быть… Ну так что, мы едем?..

— Едем, — кивнул прокурор.

Через минуту под конвоем Рому вывели из кабинета.

В камере он завалился на шконку. И принялся лихорадочно соображать.

Положение хуже не бывает. Но само страшное — у него нет возможности связаться со своими друзьями из Битова. Он был уверен, что майор Круча нашел бы возможность выручить его из беды.

Но как дозвониться до него, как дать знать о себе?

Нырков со скорбным видом присутствовал на церемонии прощания с Павлом Голиковым. Сам его убил, сам и хоронил. Щедрой рукой выделил из городской казны средства на роскошный памятник.

Сдалось ему это кладбище, век бы его не видать. Но возле гроба с Голиковым стоит Маргарита. Все прочней брала его в плен эта красавица, все сильней сжималось нутро при мысли о ней.

В скорби Маргарита еще красивей. А скоро ей еще скорбеть по любимому парню. Или уже не любимому…

К ней Матвей Данилович подкатывался без суеты и спешки. И она шаг за шагом подпадала под его влияние. И скоро достанется ему.

Но вначале нужно избавиться от Романа Лозового.

Если в Маргарите еще осталось какое-то чувство к менту, то со временем оно растает без следа. Она не из тех, кто может любить негодяев. Слишком возвышенная натура.

Но Лозовой опасен. Его «вина» доказана. Но нельзя, чтобы он оказался в изоляторе временного содержания в том же Лесокаменске. Суд — тоже лишнее. И колония. А все из-за того, что ему нельзя дать возможность связаться со своими в Москве. Никакая сила не в состоянии его спасти, вырвать из рук правосудия. Но не хотелось, чтобы в Семиречье нагрянула свора из столичной ментовки. Начнут свое собственное расследование и могут наломать дров.

Лозового нужно убрать. И сделать это грамотно. Нырков даже знал, как это будет выглядеть…

А еще нужно избавиться от Инги. В скором времени ее место должна занять Маргарита.

Нырков с умилением смотрел на девушку возле гроба. Он думал о том, что в самом ближайшем будущем она будет принадлежать ему.

Он разлучил Риту с ментом и заодно наказал негодяя, который трахал его жену. Может, Инга и не достойна того, чтобы ей приносили такую жертву. Но Нырков ни о чем не жалел…

Голикова похоронили. Толпа двинулась прочь с кладбища. Все шли в одну сторону. И только Нырков двинулся в другую. С ним три телохранителя. И еще Шаман. Человек, которому он мог доверять.

— Царствие небесное рабу божьему Павлу, — с усмешкой произнес «бригадир».

— Пусть теперь чертей в аду трахает, — так же гнусно улыбнулся Нырков.

— И Лозового можно по его следу отправлять.

— Пора бы уже, — кивнул Матвей Данилович.

— Завтра следственный эксперимент проводить будут. Мента на место преступления повезут. Я уже договорился с кем надо. Его пристрелят при попытке к бегству.

— Неплохо придумано, — удовлетворенно кивнул Нырков. — Если твой план сработает, получишь дополнительную премию.

— Ну, разве я корысти ради, — будто бы расстроился Шаман. — Обижаете, Матвей Данилович…

Он уже получил полета тысяч долларов за Голикова. Съел бабки и не поморщился. И другие полета съест с превеликой радостью. А эта его обида — чистой воды показуха. Кого-кого, а Шамана Нырков видел насквозь.