Михаил Нестеров - В бою антракта не бывает

Последнее время он часто видел покойников. Но еще ни разу тех, кого хоронил лично. На миг ему показалось, что за Романовым выстроилась целая очередь поиметь его, пока еще живого: Клима Лозовского с «ижмашевским» чудом, Росомаху – с серийной невидалью, нашпигованного свинцом Третилова, Семена Рыжова с дыркой посередине лба.

Инстинкт выгнал из него остатки разума, и Страхов выхватил свой пистолет. Он дважды выстрелил в Романова, машинально уходя с линии огня. Как оказалось – вовремя. В полуметре от него просвистели две пули; их словно догнал грохот «скифа», а потом повторило эхо.

Майор остановился как вкопанный. Еще один выстрел, новое смещение. В разножку он уходил только от кулаков противников на ринге. И вот впервые в жизни «качался», припадая с левой на правую ногу и бросая тело то влево, то вправо. Он слышал свист пуль – справа, откуда он только что убрал голову, слева. Он работал в таком сумасшедшем темпе, что первые шесть пуль, вылетевшие из ствола «скифа», так и не нашли цель. А майор сумел выстрелить дважды и едва не достиг результата.

Стрелков разделяли всего десять-двенадцать метров. Грохот стоял страшный. Но его глушили более резкие звуки сцепных механизмов, работающих, казалось, прямо за стеной этого заброшенного здания.

Костя на миг замер, расслышав в короткой паузе слабый голос:

– Помогите...

Его взгляд задержался на чадящем отверстии. И он принял единственно верное решение. Отбросив оружие, он перешел на тактику майора и достал его, не отвлекаясь на огнестрельное оружие, в несколько быстрых шагов. Он даже не пытался уклониться от смотрящего на него пистолета. Так сильно он давно не бил, а может быть, никогда. Он буквально разомкнул руки Страхова, держащего пистолет двумя руками, и его кулак врезался точно в середину подбородка противника. Майор умел держать удары, сдержал и этот. Но его не учили уклоняться от арматурных прутков, торчащих из стены.

Он напоролся на арматурную пику правым подреберьем и тут же осел на ней.

Пруток встретил на своем пути еще одно препятствие – его удостоверение – и выдавил корочки наружу. Мертвые глаза Алексея будто не могли наглядеться на них.

Романов бросился к лазу, скользнул в него и, задержав дыхание, полез вперед.

Время струилось над ней, шепеляво отсчитывая: зень-сень, зень-сень...

За окном вагона, исходя истошным ревом локомотива и грохотом сцепок, взад-вперед дергался знакомый и пугающий пейзаж. Где-то рядом примостился холодный металл. Вот он завозился, примериваясь, и с диким звоном пилы вонзился в шею какому-то человеку: дзенннь-сенннь!!! Автоматные патроны в магазине выстроились в очередь: «Кто последний?» Чей-то наивный голос, проверяя надежность связок, приготовился к катапультированию: «А чего он...» Острая, как гильотина, линейка обезглавливает головку сыра, с которого капает на ворсистую бумагу кровь-кетчуп: «Парни, лучше бы нам не попадать сюда» . Рассекреченные технологии погоняют потаенных собратьев дубинами к гробам-контейнерам:

«У нас все здесь фальшивое!»

Зень-сень, зень-сень...

– Пей.

Что?..

Пей?!

Пей?!!

Теплая рука касается лба, согревая его.

– Пей, пей. Узнаешь меня? – Костя покачал головой: – Дайте ей еще попить.

Надвигается коричневое здание пакгауза, меняет цвет на желтый...

– Пей. Настойка корня. Зень-сень. Холосо помогает.

Она узнает голоса китаянки:.

И лицо у него уже доброе. Наверное, доброе, не разобрать под тенями озабоченности, что глубже прорезали морщины на лбу и под сосредоточенными серо-голубыми глазами.

– Он там... – она показывает на окно. – Страхов – он там.

– Я видел его. Он здорово изменился. Похож на увеличенную копию кузнечика в коллекции юнната-живодера. Дайте ей еще зеньсеня... Ну и глаза у нее...

– Боится, однако.

Романов обернулся к китаянке.

– У вас есть джинсы, майка моего размера?..

Москва

«Ну все, затянул старую песню». Костя едва сдержал вздох. Он впервые попробовал себя в караоке. Глядя на подполковника Пахомова, мысленно повторял за ним и едва заметно артикулировал:

«Мы по-прежнему заинтересованы в завершении проекта «Мыс сраха»...»

Сейчас задавит тяжелым примером: снежный ком, катящийся с горы.

«Он растет в размерах, правда?»

«Голимая правда. Я даже продолжение знаю: огромный ком превращается в обычный снежок».

Романов соглашался с Пахомовым: с каждой минутой Страхов терял партнеров, связи, деньги, сбыт, людей, включая тех, кто покрывал его преступный бизнес. Даже врагов у него стало на порядок меньше. Все это Костя уже слышал, но не знал, как отнестись к частоте повторений подполковника. Ведь он не туг на ухо, соображает: на поле остался всего один игрок. Игрок очень умный, изворотливый, чужими руками убравший всех свидетелей, оставшийся вне подозрений.