Лев Пучков - Тигр в камуфляже («Блокпост»)

Так, в бесплодных спорах, прошло около десяти минут, дождь продолжал накрапывать, молнии грохотали со страшной силою, а на трубе произошли некоторые подвижки прогрессивного характера.

Посидев некоторое время на верхотуре и слегка промокнув, тихопомешанный слегка остыл и начал осознавать весь ужас своего положения — сверху донесся протяжный вой, полный глубокой скорби и потрясающей безысходности. За ним последовали причитания: "Снямитя мяня, робяты!!! Я сын латышского стрелка!!! Ооооуууйй!!! Мой отец вам свободу добывал, товарыщщы!!!

Снямитя!!! Ой бля — загнали на трубу!!! Загнали бальноххо!!! Пролетарии усех стран — единяйтеся!!! Ой, снямитя, а то щас рухну!!!" — и далее в таком же духе.

В некотором замешательстве почесав затылок, Адольф Мирзоевич взял себя в руки и довольно твердым голосом приказал Никифору лезть наверх и достать больного. Никифор отказываться не стал и довольно резво бросился на скобы, но уже с четвертой ступеньки сорвался вниз и вывихнул ногу.

Убедившись, что повреждение получено достаточно серьезное, он пришел в ярость и слезливо крикнул, задрав голову вверх:

— Ох ты ж, чмо епаное! И как это твоего долбаного папашку вовремя в расход не вывели вместе с собутыльниками?! Щас бы жили себе в объединенной Евразии! У-у-у, сволота! — И оборотивши лицо к дежурному врачу, решительно заявил:

— Не полезу больше! Пусть, в тризду, уволят, к гребаной маме!

Тогда Адольф Мирзоевич отправил на трубу Фрола. Фрол героически сдублировал попытку соратника, однако не смог подтянуться даже на вторую ступеньку: то ли, скотобаза, пьян оказался более чем положено, то ли вообще в тихий саботаж ударился — в темноте не разберешь.

— Алкаши куевы! — горестно резюмировал Пульман. Почесав затылок, он решился на отчаянный шаг — послал санитаров за брезентом и подмогой и, поплевав на ладошки, полез сам.

Между тем дождь усилился, скобы были скользкими, и пару раз психотерапевт едва не спикировал вниз, чудом удержавшись на трубе. Спустя три минуты горе-верхолаз с грехом пополам добрался до скрючившегося где-то посредине трубы больного и осторожно, как предписывает инструкция, начал ему внушать: хорош, дескать, выделываться, а давай-ка, милый, потихоньку, полегоньку…

Внимательно вслушиваясь в речь врача, больной стал понемногу успокаиваться и даже спустился на одну ступень. В этот момент Адольф Мирзоевич, желая подстраховать шизоида, слегка придержал его за щиколотку. Это было страшной ошибкой: утробно ойкнув, тот дернулся, как ударенный током, и заорал дурным голосом:

— Ойяяааа!!! Сбросить, падла, хош?! Угробить хош?! Ойяяааа!!!

Пусти, дяденька, пу-сти-и-и, бляааа!!!

От неожиданности Пульман еще крепче вцепился в лодыжку больного, но латыш начал отчаянно лягаться. Потеряв ориентацию, Адольф Мирзоевич сорвался ногами со ступеньки и завис, одной рукой держась за скользкую скобу, а другой прикрывая голову от активно лягавшего его сверху дегенерата.

К этому моменту санитары привели десятка полтора выздоравливающих идиотов и притащили с собой здоровенный кусок брезента — тент, сорванный впопыхах с дурдомовского «ЗИЛа».

Проявив недюжинную сноровку, Адольф Мирзоевич, ободренный наличием подмоги снизу, умудрился сместиться на одну ступень вниз и, оказавшись наконец вне досягаемости смертоносной ноги шизоида, прочно уцепился руками за скобу.

Слегка отдышавшись, он набрал в легкие побольше воздуха и уже собрался было вновь начать уговаривать пациента…

Но в этот миг где-то рядом оглушительно шарахнуло, да так, будто рванул полковой артиллерийский погреб. Двуязычная молния, причудливо изогнувшись, аки доисторический ящер, лупанула Пульмана прямо в темечко и, скользнув белой змеей по трубе, мгновенно ушла в землю…

Через полчаса немыслимой тряски метрах в трехстах спереди среди раскидистых кустов показалась корма бежевой «шестерки», медленно плетущейся по ухабистой грунтовке.

— Что и требовалось доказать, — раздувая ноздри в боевом азарте, пробурчал Иван и скомандовал:

— Всем под броню!

— Ты хотел сказать — «к бою!»? — поинтересовался несколько замешкавшийся Шифер, не пожелавший вместе с остальными укрываться в чреве «бэтээра».

— Я что хотел — сказал! — нарычал на помощника Иван, загоняя его увесистой оплеухой в люк, и, подавая пример, сам сполз на командирское место.

— Какой, в задницу, «к бою»! — недовольно поморщился он, оказавшись внутри. — Совсем квалификацию потеряли! Заложники ж, блин, — какой может быть бой? Мы им и так жопу намнем, без всякого боя, — и толкнул в бок водителя: