Крис Пуллен - Бомба для монополии

Уинстон сидел под широкими плоскими мясистыми листьями растения, которое выглядело как гибрид ананаса и юкки, положив подбородок на колени, непромокаемый плащ на плечах, М16 рядышком. Он находился в полусотне метров от моста и не был виден ни с тропинки, ни Беннету и Уинтлу, но там, где он находился, было сравнительно сухо и вполне комфортабельно. И несмотря на превратности боя в двух километрах отсюда, тяжелые удары миномета, треск ручного оружия, он дремал, просыпался и снова погружался в дрему, занятый игрой, в которую он любил играть, когда не мог заснуть, — вспоминал в правильном порядке каждую девушку или женщину, с которой он когда-либо лежал, с наибольшим количеством деталей, какие он только мог припомнить.

С первой было легко. Первую никогда не забывают. Им обоим было по двенадцать, он был тощим и костлявым, она — с пухленькими маленькими грудками, уже слишком большими, чтобы это был просто жирок, с темно-шоколадными сосками, и, как он быстро обнаружил, со щеточкой вьющихся черных волос на лобке. Они были в раздевалке в Сплэш-Даун, одного из тех мест, куда детишки ходят, чтобы скатываться по желобам разной длины и крутизны в маленькие бассейны. Это был ее день рождения, и она хотела, чтобы он запомнился, потому что ее отец, державший магазин подержанных гитар на Стоквелл-роуд, сказал, что этот день рождения — последний, за который он платит. Раздевалка была общая, но там было множество ячеек и все с засовами. Конечно, они не сделали ничего серьезного — просто очень внимательное разглядывание друг друга, осторожные прикосновения...

По-настоящему первой была одна рыжая по имени Мойра, ирландская девчонка четырнадцати лет, которая хотела узнать, правда ли то, что говорят о черных парнях...

А третья была женщиной постарше, почти вдвое старше его. Он постучал в дверь ее квартиры: «Помыть вам окна, мэм, помыть полы?» И она показала ему, что такое это все на самом деле, как оно работает, и на третьей попытке взорвалась как бомба, и он попался.

После этого очередность в его памяти была несколько размытой. Женщины сплетничали, и девчонки слушали их, и новости расходились от Ламбета до Стоквелла, от Баттерси до Уолворта, где бы ни собирались молодые женщины — возле школы ждали автобуса до дому или на работу, — их предметом был один жеребец, живущий за Кеннингтон-парк-роуд, который всегда добивается гармонии, чистый, и уважает право не входить в клуб. Вообще приводит к лучшим результатам, чем большинство из них получали от своих дружков или постоянных партнеров.

Уинстон просто любил женщин, на самом деле любил их, всех женщин — пока в них оставалось хоть что-то интересное; и то, что делало его счастливым, было и для них хорошим временем...

Однако он не был слишком уверен в этом относительно Диты. Да, она была сексуальна и играла этим, так все ребята говорили, но он ожидал, что где-то очень глубоко было пространство, где должно быть что-то интересное.

Вот почему, когда женщина, одетая по-боевому и с АК47 в руках, заняла позицию между ним и тропой, прикрывая мост, а потом посигналила кому-то на той стороне, кто в ответ посигналил третьему, он был полностью не способен что-либо сделать.

Он знал, что оказался в дерьме. По самые уши. Ему, конечно, не заплатят второй части вознаграждения, и если достаточное число их спасется, тогда по сравнению с тем, что они сделают с ним, наказание Стрэханов будет выглядеть детской игрой.

Однако по натуре Уинстон был человеком верным. Он поднялся тихо, как только мог — только колено хрустнуло, но она не услышала этого, — и, пустив в ход все свое умение, скользнул в заросли сахарного тростника. Он оставил М16 сзади, и когда выбрался из тростника в сад, сорвал с ветки черимойю, ободрал ячеистую шкурку и впился в нежную кремовую мякоть, позволив сладкому соку с ванильным запахом течь по подбородку, и почувствовал облегчение в сердце. Эти плоды в Брикстон-маркет были дороги и безвкусны. А вот прямо с дерева...

Глеу видел, как четвертый залп ракет прошел в каком-то метре над его головой. Он спрятался обратно в бункер, пересек его, вылез наружу и направился через тростниковую поросль туда, где было укрытие Джеффа под деревьями. И он не стал ложиться, когда просвистел следующий, говоря себе, что даже Мик Стрэхан не станет сносить ему голову. Тем не менее он выругался. Глеу вынул свой «браунинг» из кобуры и держал его двумя руками, но дулом вниз, пока не оказался в десяти метрах от края рощицы.

— Мик, брось это.