Михаил Серегин - Доноры за доллары

Вот наглец! Ну что ж, пусть возьмет и почитает. Я протянул ему листок, он пробежал его глазами и тяжело вздохнул. Возвращая мне кляузу, он сказал:

– Вам нужно было сразу мне сказать, от кого эта жалоба. Не нужно было бы столько слов.

– В смысле?

– В смысле этот товарищ... то есть – господин Сергеенко мне уже всю плешь проел, – раздраженно посетовал Юдин.

– То есть вы его хорошо помните и причину недовольства его представляете?

– Вполне, – подтвердил Юдин. – Этот замечательный человек – дай бог ему здоровья – ипохондрик чистой воды, и притом – ипохондрик агрессивный. Он с самого начала моей работы здесь досаждает мне своими посещениями. И не жалко ему денег? Жалуется всегда на одни и те же симптомы – рези в пояснице, болезненное мочеиспускание. Явно что-то не в порядке с почками. Я даю ему направление на процедуры и на УЗИ, он это игнорирует и настаивает на своей госпитализации и срочной операции. Но я не могу дать ему направление на операцию, если не могу быть уверен в диагнозе! Я ему это объясняю, а он грозится на меня в суд подать! Я ему говорю: если вас моя работа не устраивает, обратитесь к другому специалисту, а он опять ко мне приходит! Что я с этим могу поделать?

После этой гневной тирады ситуация стала проясняться. Подобный сорт пациентов я знал прекрасно. Эти люди – чаще всего пожилые – всегда считали себя умнее врачей и знали цену своему мнению. Тяжелый случай. Убедить их в своей правоте и сломить их упрямство мог только врач с огромным жизненным и профессиональным опытом. Или очень хитрый врач. Юдин, по всей вероятности, не обладал ни тем, ни другим. Привык, поди, переть, как носорог.

– Хорошо, Павел Петрович, – смягчился я. – Если все, что вы говорите, соответствует истине, то все будет в порядке. У вас есть координаты этого больного? Когда у вас заканчивается прием больных?

– В половине первого, – отозвался он, снова приобретая свою невозмутимость.

– Зайдите ко мне и захватите карточку этого Сергеенко. Мы попробуем разобраться. Можете идти, – авторитетно кивнул я, опуская взгляд в бумаги.

– Спасибо, Владимир Сергеевич, – произнес Юдин своим холодным тоном и откланялся.

Нужно взять тебя на заметку, самоуверенный ты идиот, – мысленно примечаю я себе и тут же ловлю себя на мысли, что этот строптивый терапевт вызывает во мне смутное опасение и раздражение. Как же, альтернативный лидер в коллективе – главная опасность для руководителя! Эх, тяжела ты, шапка Мономаха!

С тех пор как Наташу не взяли в театральный, каждый день ее жизни в Москве был ступенькой длинной лестницы, которая вела ее по дороге разочарований. Разочарований в людях, в жизни, в себе. С самого начала идея поступать в ГИТИС могла показаться безумной.

И все-таки она поехала. Обняла воющую в голос мамку, села в поезд – и поехала. До той поры она не была дальше районного центра, а потому боялась всего: поездных воров, соседей по купе, носильщиков на вокзале и уж тем более – водителей такси.

После того как она подала документы, ее на время поселили в общежитие, где Наташу очень удивил образ жизни старожилов. Ежедневные праздники, которые заканчивались то мордобоем, то всеобщим сном вповалку, очень быстро стали ей надоедать. К тому же они совершенно не оставляли времени на занятия.

Первые экзамены Наташа сдала вполне сносно, но на мастерстве завалилась. Все было при ней – и внешность девочки-эльфа, и огромные серые глаза, и нежный голосок. И даже определенная талантливость. Только вот ее выговор резал ухо преподавателю по сценической речи.

– Мая дарахая, – сострил он, – вам бы речью сперва заняться!

В общем, провалилась с треском, и даже из общаги ее поперли. Возвращаться домой с позором к маме она, конечно, не захотела. Позвонила и соврала, что ее взяли на подготовительные курсы и она начнет учиться со следующего года. Решила – умру, а своего добьюсь!

Из общежитских друзей у нее остался только один, который с первого же раза был потрясен ее внешностью и стал для нее ангелом-хранителем в этом многооконном аду.

Дима Красников был карамельным красавцем, из тех, что обычно становятся гомиками или альфонсами. Но у этого был «запас прочности»: папаша его, потомственный военный, муштровал сынулю с самого детства, пытаясь вырастить крепкого вояку и безукоризненного мужика. Мужика из Димы в конечном счете не получилось, а получился неплохой актер. Когда Красников-младший заявил отцу, что не собирается в суворовское училище, а совсем наоборот, в театральное, тот только плюнул презрительно и решил сосредоточить свои педагогические усилия на младшеньком, Даниле. Так Дима покинул родной Георгиевск и попал на актерский факультет ГИТИСа.