Михаил Серегин - Размороженная зона

Осень в Колымском краю – совсем не то же самое, что в европейской части России. Здесь в это время года нет ни дождей, ни листопадов – на землю давно и прочно лег снег, а температура воздуха не поднимается выше минус двадцати.

Да и это только в самом начале сентября, а дальше отличить колымскую осень от зимы и вовсе нельзя. Неяркое солнце почти не греет. Оно кажется совсем маленьким и далеким, на него можно спокойно смотреть не прищуриваясь, и даже не верится, что этот же маленький шарик светит над тропиками, над экватором. Мир становится монохромным, в тундре царствует белый цвет, цвет покрывшего все снега. Ни звука, ни движения. Только иногда со стороны виднеющихся на горизонте сопок налетает короткий порыв холодного северного ветра. Он поднимает в воздух мелкую снежную пыль, несет колючее облако над тундрой и, неожиданно выбившись из сил, снова роняет. И опять все тихо, неподвижно и неизменно. Жизнь в тундре на это время замирает и прячется. До того времени, когда короткая весна и лето растопят снег и сделают тундру пригодной для жизни, остается десять долгих месяцев, прожить которые очень непросто.

Но есть все же одно исключение из этого правила. И это исключение – человек, вторгшийся в жизнь сурового дикого края. В паре километров от заснеженных сопок, посреди белой равнины, виднелось несколько темных пятен. Это был лагерь. Один из многих лагерей, расположенных в Магаданской области, ничем на первый взгляд не примечательный. Судя по архаического вида вышкам для часовых, стоявшим по углам обтянутого колючей проволокой высокого забора, лагерь был довольно старым, может быть, помнившим времена наркомов – Берии или даже Ежова. Это тоже было совершенно нормально, с тех пор новых лагерей на Колыме не строили и тех, что есть, было вполне достаточно, большую часть даже закрывать пришлось.

Над лагерем поднималось несколько столбов густого черного дыма, быстро растворяющегося в сером небе. В стылом воздухе раздавался хриплый лай овчарок и невнятные окрики конвоиров, гнавших зэков на утренний развод.

– Пошевеливайся! – рявкнул здоровенный детина в новеньком тулупе, поддавая кулаком между лопатками отставшему от своей колонны зэку. Тот бросил на конвоира злобный взгляд, но ускорил шаги. Конвоир явно был новеньким и поэтому особенно рьяным, не успевшим, видимо, еще осознать, что практически он находится с зэками в одних и тех же условиях – север есть север, а лагерь есть лагерь. Разница только в том, что зэки знают, за что они здесь, а ему просто так уж повезло.

Привычно успокоив себя этими мыслями, зэк встал в общий строй, переминавшийся с ноги на ногу на плацу. Было холодно – минус двадцать пять, а держали здесь их уже дольше, чем обычно, и отпускать пока явно не собирались. Вообще все шло не как всегда. Даже конвоиров было раза в три больше, чем в обычные дни. В лагере, где жизнь размеренна и предсказуема, любое изменение мгновенно вызывает интерес и беспокойство – перемен к лучшему зэки ждать не привыкли. В рядах уже слышался ропот:

– Чего стоим-то?

– Кого ждем?

– Опять хрень какую-то придумали…

Конвоиры, к которым несколько зэков уже обращались с вопросами, стояли молча, с непроницаемыми лицами. Впрочем, как прекрасно понимали заключенные поопытнее, они и сами наверняка ничего не знали. С какой стати лагерное начальство будет рядовым вертухаям о своих планах докладывать?

Наконец рядом с возвышавшейся над плацем стеклянной башенкой ДПНК показалась знакомая всем арестантам фигура. Это был начальник лагеря подполковник Алексей Иванович Васильев. Он был невысок, толст и краснолиц, одет в новый, блестящий овчинный полушубок, меховые рукавицы и расписной якутский малахай. Как начальник лагеря он мог позволить себе одеваться не по форме.

Зэки Васильева очень не любили. Конечно, трудно ожидать, что арестанты будут хорошо относиться к своему главному тюремщику, но в данном случае дело было не только в этом. Начальники ведь бывают разные. Есть такие, которые просто точно исполняют приказы начальства, потому что это их служба. Но бывают и другие, которые еще и получают от этого удовольствие, пытаются выслужиться. Выслужиться же на такой должности можно только за счет заключенных. Подполковник Васильев был как раз из таких.

– Появился, вонючка, – раздался в строю чей-то негромкий голос. – Чего он еще выдумал?

– Всем молчать! – грозно рыкнул конвоир.