Михаил Серегин - Всегда летальный диагноз

– Этого я не знаю, – твердо ответил Заболоцкий. – Да и сама Юлия Дмитриевна, поверьте, не поддерживает с ним никаких отношений!

– Но ведь вы должны с ней как-то видеться? – возмущенно заметил я.

– Обычно мы созванивались, – объяснил Заболоцкий. – Теперь мне только остается ждать звонка… Не могу же я, в самом деле, метаться по всей Москве в напрасных поисках!

Он посмотрел на меня с выражением несправедливо обманутого человека – пухлый подбородок его слегка дрожал. Мне ничего не оставалось делать, как только развести руками.

– В таком случае, как говорится, разрешите откланяться! – произнес я с натянутой улыбкой. – Насколько я понимаю, мы вас немного расстроили. Прошу извинить.

– Расстроили! – саркастически отозвался Заболоцкий. – Я огорошен! Но вы здесь ни при чем. Если даже десятая часть того, что вы тут наговорили, правда – это катастрофа!

– Ну, положим, до катастрофы еще далеко, – попытался я подсластить пилюлю.

Заболоцкий пренебрежительно махнул рукой и отвернулся. Марина решительно потянула меня за рукав. Мы покинули кабинет. Я испытывал ощутимую неудовлетворенность. Мой метод лобового вопроса провалился с треском, и теперь я совсем не исключал, что Малиновская в самое ближайшее время может действительно оказаться в европейском круизе.

Марина, кажется, догадывалась, о чем я думаю, потому что в вестибюле, когда я помогал ей одеться, сказала:

– Знаешь, я бы предпочла, чтобы твоя Малиновская провалилась сквозь землю. Давай сегодня о ней забудем, а? Ты помнишь, что у нас намечено на вечер?

– Ну что ты!

Марина взглянула на меня с благодарностью. Мы вышли из особняка, держась за руки. На тротуаре напротив дома красовался темно-зеленый «Ауди». Он показался мне похожим на исполинского жука-бронзовку.

– Дорого бы я дал, чтобы узнать, куда ездил наш доктор сегодня утром! – глубокомысленно заметил я.

– А я не желаю дальше развивать эту тему, – сообщила Марина, демонстративно затыкая уши.

Я не решился далее развивать эту тему, но, когда мы отъезжали, доктор Заболоцкий снова напомнил о себе. Обернувшись, я успел заметить через заднее стекло его неприкаянную фигуру в распахнутом плаще, спешащую к припаркованному автомобилю.

За то, чтобы узнать, куда он едет сейчас, я дал бы еще дороже, но не стал об этом даже заикаться. В конце концов, Марина заслужила этот вечер. Да и я сам, если подумать, тоже его заслужил.

Впоследствии я ни на минуту не раскаялся в своем выборе. Вечер при свечах был прекрасным. Мы никогда еще не чувствовали такую близость друг к другу. Можно сказать, это было открытие самих себя. Наверное, для Марины много значило и то физическое обновление, которое принесла операция. Она чувствовала себя полностью раскованной и свободной. Это было похоже на второе рождение.

Но и я тоже чувствовал себя обновленным и готовым к серьезным решениям и переменам. За последние месяцы отношения наши сделались значительно прочнее и откровеннее, и перемены, видимо, были неизбежны. Но мы не обсуждали никаких планов и не вели серьезных разговоров.

Пожалуй, в памяти моей ярче всего зафиксировались лучистые глаза Марины и колеблющийся волшебный огонек свечи. Порой такой образ значит гораздо больше, чем любые слова.

Но волшебство не продолжается бесконечно. Настало утро, и обыденные заботы снова окружили нас. Кроме всего прочего, позвонил Чехов и поинтересовался, как обстоят наши дела. Я ответил довольно уклончиво, но оптимистически и предложил ему понаблюдать за доктором Заболоцким.

– Малиновская оказалась его любовницей! – сообщил я с энтузиазмом. – Подозреваю, что он где-то ее прячет, хотя вряд ли догадывается о ее зловещей роли в полной мере. Но тут уж ничего не поделаешь – любовь!

– Я не могу раскатывать сейчас по городу, – угрюмо сказал Чехов. – Во-первых, за мной самим следят, а во-вторых, я сейчас иду в гараж – моя колымага не заводится. Придется возиться с мотором. Конечно, я мог бы опять обратиться к Гузееву – это по поводу тех ребят, что висят у меня на хвосте, – но мне уже неудобно. Кстати, что ты скажешь насчет ящика коньяка? Увильнуть, учти, не удастся!

– Переговорю с Мариной, – вздохнул я. – И сообщу тебе.

– Ладно, тогда звоню вечером, – сказал Чехов.

Здесь я немного покривил душой – о выплате нашей доли мы с Мариной договорились уже давно, – мне просто самому неохота раскошеливаться. Но, видимо, отступать некуда.

А во второй половине дня я поехал к себе домой, чтобы взять кое-какие вещи. Марина предлагала подвезти меня на машине, но я предпочел ее не беспокоить.