Михаил Серегин - Крестом и стволом

Батон засмеялся – громко, беззаботно, как умеют смеяться только не отягощенные проблемами люди.

– Да нет у меня никаких особых мыслей, – сказал, отсмеявшись, он. – Просто ты у меня по списку четвертый.

Это могло быть и ложью. Обычным психологическим трюком, рассчитанным на то, чтобы сломать человека, чтобы не думал священник о себе слишком много. Но это могло быть и правдой. В любом случае Батона следовало убедить, что именно отец Василий – главное звено в цепи. «Иначе гнить мне там же, где и предыдущие трое по списку гниют!» – подумал священник.

– Так зачем он тебе должен позвонить? – уже серьезно спросил Батон.

– Ему от меня что-то надо, – ответил отец Василий.

– Что?

– Не знаю. Но думаю, это связано с Парфеном.

– Каким образом? – В глазах Батона светился неподдельный интерес.

И тут отец Василий соврал еще раз.

– Парфен исповедоваться ко мне ходил, – тихо сказал он. «Господи! – подумал он. – Неужели я это говорю?!»

И Рваный, и Батон аж подпрыгнули:

– Да ну?!

– Перекрестился бы, да руки скованы, – смущенно сказал отец Василий.

– Не может быть! – опомнился первым Рваный. – Чтобы Парфен, да на исповедь?! Брешет, козлина!

– Тише, Рваный, – одернул напарника Батон. – Посмотрю я на тебя, если за тобой смерть придет, – он повернулся к священнику. – И ты все Бухгалтеру расскажешь?

– Нет, конечно, – покачал головой отец Василий.

– Ну и на хрен он нам нужен?! – снова вскочил с табурета Рваный.

– Молчи, Рваный, не в этом дело.

Отец Василий наблюдал. Батон все понял верно. Какая разница, скажет поп что-нибудь Бухгалтеру или нет. Лишь бы тот позвонил.

– Когда он должен звонить? – наклонил голову он.

– Вечером, может быть, часам к десяти.

– А куда?

– На сотовый.

– А где сотовый?

– В храме оставил.

– Вот гад! – бурно отреагировал Рваный. – Смотри, что делает! Он хочет, чтобы мы его назад отвезли!

– Вижу, – усмехнулся Батон. – Дурак он был бы, если бы не хотел. Но ты, Рваный, не бойся, все в наших руках.

– Что ты говоришь, Батон?! – возмутился Рваный. – Как это в наших?! Телефон там, а мы здесь!

– Я съезжу, привезу, – привстал с корточек Батон и повернулся к священнику. – Где сотовый лежит?

– В бухгалтерии, – честно сказал отец Василий. Он понимал, что Батон тянуть не станет, а значит, поедет сейчас. Тамара Николаевна, пока он доберется, уйдет домой. Вот только Николай Петрович… – У меня просьба, – вздохнул он. – Сторожа не трогайте.

– Ладушки, – улыбнулся Батон. – Будь спокоен, поп. Не с фраерами дело имеешь.

Отец Василий откинулся головой на стену и закрыл глаза. «Мы выехали в два часа дня. Добирались около часа. Да еще здесь проговорили с часок. Значит, теперь около четырех. До храма Батон доберется к пяти. Не исключено, что будет ждать темноты. Хотя вряд ли, он точно не фраер – по-наглому телефон возьмет. У меня в запасе два часа до его приезда. Если ничего не удастся сразу, то еще часа три, от силы, четыре – до десяти-одиннадцати. А потом они меня убьют».

Священник попытался представить, как встретит смерть, но ничего не получалось. Достойные предсмертные слова не прорисовывались, красивые позы не получались. Он просто не умел умирать.

Едва Батон вышел за дверь, отец Василий внимательно осмотрел комнату, но ничего, что могло бы ему помочь бежать, не обнаружил. Голые стены, старая панцирная кровать, перекосившаяся тумбочка да крашеные полы. Он поискал глазами какой-нибудь брошенный на пол гвоздик, скрепку наконец, но ничего не обнаружил. Втихую наручники отомкнуть было нечем, а Рваный сидел напротив, чесался, зевал и совершенно определенно не собирался спускать с него глаз. «А может быть, ногами его уделать? – вспомнил старую терминологию священник. – Ох, невыгодная у меня позиция!» Действительно, сидя на полу, сделать что-либо было невозможно, а чтобы встать, нужен повод. Но какой?

На улице тихо заурчал и постепенно стих двигатель. В окно билась бог весть как попавшая сюда толстая, зеленая муха. Тишина, постепенно заполонившая все вокруг, стала такой всеобъемлющей, что казалось, будто во всем мире остались только они двое: священник и бандит.

Минут через сорок Рваному стало скучно. Ему было очень трудно просто сидеть и ждать, и он начал ерзать на табурете, вытаскивать и снова прятать пистолет и кидать в сторону своего пленника красноречивые взгляды.

– Если соврал, я тебя лично замочу, поп, – сладострастно ухмыляясь, пообещал Рваный.