Михаил Серегин - Отпущение грехов

– Хорошо. Значит, так. Всем оставаться на местах. Кого застукаю с заточкой или ножом, пусть пеняет на себя.

Купоновцы зашевелились.

– Огнестрельное оружие, у кого оно есть, кидаем на землю. Если кто дернется, сами знаете, что я с вами сделаю.

На этот раз зашевелились чекисты.

Омоновцы пошли между застывшими после команды мужиками, заглядывая каждому в лицо и выдергивая тех, кто казался им особо подозрительным. Они все еще думали, что это обычная драка – за бугровцами такая паскостная привычка портить ментам статистику водилась.

– Товарищ подполковник! – крикнул один из омоновцев. – Тут мужик мне корочки сует, кричит, что он фээсбэшник.

– Опять? – не соображая, что его прекрасно слышно, застонал прямо в микрофон милиционер. – Господи, как они меня задолбали! – И, уже прокашлявшись и взяв себя в руки, добавил: – Пусть в общем порядке ждет.

Разбирательство длилось долго. Омоновцы построили задержанных в два ряда, так, чтобы освещение было наилучшим, развернули ряды спинами один к другому и приготовились к проведению методичного, неспешного, детального досмотра и проверке документов. Отец Василий стоял и посматривал на соседей. И, надо сказать, это зрелище впечатляло.

Бугров, успевший-таки напоследок съездить еще пару разиков Максу по физиономии, сообразил, что бил офицера ФСБ, и буквально почернел от горя. Он никак не мог понять, как так случилось, что они, честные российские офицеры, оказались по разные стороны баррикад. И только заметив невдалеке от себя отца Василия, он определенно понял, кто главный злодей, стравивший нормальных русских людей в противоестественной для них драке. По крайней мере, выражение лица у него изменилось с растерянного на сосредоточенное и злое.

Купону тоже приходилось нелегко. Махмуда, как лицо кавказской национальности, сразу же выцепили из толпы и отвели в автозак, и теперь несчастный бандитский бригадир напряженно думал, что говорить Сомову. То, что Пал Палыч не простит ему потери торговца смертью, было очевидно.

– Щеглову надо звонить, – дружелюбно посоветовал стоящий рядом Исмаил. – Скобцов только его слушает.

– И то верно! – обрадовался Купон и, настороженно озираясь, чтобы не вызвать ответных мер со стороны прогуливающихся между рядами омоновцев, сунул руку в карман. – Блин, мобилу в машине оставил!

– Миша, дай Вениамину мой телефон, – с самым невинным выражением лица обратился к стоящему рядом священнику Исмаил.

Отец Василий вздохнул и, покачав головой, протянул мобильник. Он так и не мог примириться с этой страстью Исмаила к провокациям.

– Вот спасибо, мужики! – прошептал осчастливленный Купон. – Век не забуду!

Еще не общупанный, не обхлопанный и не опрошенный народ, заметив телефон, задергался. У всех где-то там, за пределами этой освещенной фарами поляны, были те или иные заступники, но вот телефон оказался только у муллы.

Исмаил не отказывал никому. Он терпеливо дожидался, когда лениво прогуливающийся вдоль ряда омоновец на миг отвернется, и тут же передавал трубку очередному претенденту на звонок. Священник вздыхал. Сдать муллу ментам было как-то не по-людски, но он прекрасно понимал, как осложнится работа милиционеров, если здесь начнет работать телефонное право.

– Что ты делаешь, Исмаил? – шипел он. – На фига оно тебе надо?!

– Не могу отказать людям, – счастливо улыбался мулла.

– Провокатор хренов! – качал головой священник.

– А ты стукач! – парировал мулла.

Через каких-нибудь четверть часа все подозрения отца Василия с лихвой оправдались.

Первым выдернули Купона. Судя по всему, Щеглов уже позвонил Скобцову и замолвил словечко за своего человечка. По крайней мере, из автобуса вышел заместитель Скобцова, громко спросил, кто здесь Пискунов, и, когда Купон откликнулся, его вывели из строя, отправили в автобус и вскоре отпустили вместе со всей братвой.

Буквально через полминуты наступила очередь Макса и того капитана, что не далее как сегодня расстрелял купоновский джип. Освобождать его вышел сам Скобцов. Начальник районной милиции хмуро вытянул капитана из строя, спросил, кто еще с ним был, и вполголоса распорядился вернуть бывшим задержанным оружие, документы и ключи от автотранспортных средств.

А потом уже начали поодиночке выдергивать и бугровских пацанов. Не у всех у них папы входили в число элиты, а потому оставшиеся в строю провожали уходящих с усмешкой, как неполноценных. Сказывался-таки на них создавшийся десятилетиями пролетарский менталитет городской окраины.