Михаил Серегин - Пастырь из спецназа

– Ладно, – усталым голосом сказал он. – Поехали.

Когда машина священника заехала на территорию храма, там кишмя кишел народ. Отец Василий медленно подвел «жигуль» к более-менее свободной площадке у входа в нижний храм и глянул искоса на костолицего – тот сидел ни жив ни мертв. Такое столпотворение на территории православного храма оказалось для бывшего миссионера полной неожиданностью – он ничего не понимал. Священник выдернул ключи из замка зажигания и кивнул:

– Пойдем, Боря…

– К-куда?

– Жить дальше, – улыбнулся священник.

– Я н-не в-выйду!

– А куда ты денешься?

Народ, сразу же начавший приглядываться к поповской машине, стал передвигаться активнее. Люди определенно заметили на пассажирском месте знакомое лицо, но все еще не могли поверить, что это – реальность.

– Отдай ключи! – прошипел осознавший, во что только что вляпался, костолицый.

– Поздно, Боря, поздно…

Было действительно поздно. Брошенные своим религиозным начальством несчастные «Дети Духа» уже вплотную обступили машину со всех сторон.

– Борис Николаевич?! – все громче переспрашивали они и, уже настойчивее: – Борис Николаевич!

Священник вышел из машины, и костолицый пополз вслед через салон, чтобы выйти с поповской, ближней к забору стороны.

– Борис Николаевич! – громко и требовательно звали костолицего бывшие его прихожане.

– Что ты наделал?! – прошипел в ухо священнику костолицый. – Я тебя щас ур-рою! – И уже совсем жалобно: – Ну что мне теперь делать?

– Каяться, – коротко и жестко сказал священник.

Костолицый затравленно оглянулся, кинулся к попу, попытался пробиться к забору, но толпа была такой плотной, что о том, чтобы сбежать, нечего было и думать.

– Покайся, Боря, – повернулся к нему священник. – Пока не поздно.

– На колени хочешь меня поставить?! – злобно прошипел костолицый. – Сломать?!

– На колени ты и сам встанешь, – безжалостно усмехнулся священник. – Если ты, конечно, не дурак…

Было видно: костолицый все понял. Ему страсть как не хотелось отвечать за долги и грехи своих, так же, как и он сам, сбежавших единомышленников из верхушки секты. Но к тому шло. Стремительно и неотвратимо. А значит, если он не предпримет что-то действительно радикальное, его просто порвут на части – в считанные минуты. Лишь только придут в себя после первого шока узнавания.

Костолицый глубоко вздохнул и начал медленно опускаться на колени. Не понимая еще, что происходит, народ придвинулся ближе, но уже через несколько секунд, подчиняясь властному жесту отца Василия, попятился назад.

– Тихо, православные! – поднял руку священник, и толпа, подчиняясь, умолкла. Наступила такая тишина, что стало слышно, как на железнодорожной «горке» стукаются один о другой грузовые вагоны.

– Начинай, Борис, – наклонился к бывшему миссионеру священник. – Народ ждет.

«Ненавижу!» – одними губами прошептал костолицый.

Рядом что-то прошептали, но священник снова поднял руки, и стало еще тише. Совсем тихо. Невероятно тихо.

– Простите меня, люди добрые! – надрывно произнес костолицый.

– Что? Что он сказал? – зашептали в рядах.

– Простите меня, ибо не ведал, что творю! – уже громче, нараспев, начал принародное покаяние бывший миссионер.

Священник одобрительно кивнул.

– Не ведал, что творю! – уже совсем громко, так, чтобы слышали все, хорошо поставленным голосом завел костолицый. – Ибо сам веровал, как и вы! И только теперь понял, что натворил!.. Простите меня, люди добрые! Прости меня, православный народ…

Священник стоял рядом и понимал: сейчас и происходит, может быть, самое важное во всей этой истории – люди наяву видят истинную цену лжеверы, и еще немного, еще несколько покаянных слов костолицего, и они поймут до конца, что за все эти новомодные религиозные увлечения рано или поздно придется расплачиваться – страшно, позорно, – как расплачивается прямо сейчас перед ними бывший миссионер и «духовный» лидер Борис Николаевич Ефимов!

Ибо ничто не заменит для людей этого момента истины, ибо ничто не имеет такой высокой цены, как мольбы бывшего сектанта о прощении к тем, кого он обманул. Бог знал, что делает, и бог сам привел этого лжепророка к сегодняшнему моменту абсолютного позора и одновременно – абсолютного очищения от скверны!

Народ уже перестал подпрыгивать, чтобы услышать и увидеть, что происходит, потому что голос кающегося грешника стал силен, чист и звонок и разносился по всей прихрамовой территории.