Михаил Серегин - Пастырь из спецназа

Лед то ускорял ход, то замедлял, и от этого священника кидало из стороны в сторону, но только у самого берега он понял, почему так происходит. Огромные пласты надвигались на пологий пляж из перепаханного огромными глыбами песка и, сбитые напирающим сзади льдом, отступали, оставляя после себя новые глубокие, ровные борозды. «Спаси и сохрани!» – взмолился священник: как он сумеет выбраться на берег, было неясно. Он приостановился, несколько раз вдохнул и выдохнул теплый метельный воздух и огромными прыжками помчался навстречу судьбе,

– Я больше не могу! – простонала Ольга.

Он мчался, понимая, что теперь просто не имеет права остановиться.

– Ми-ше-енька! Ой! Ма-а-ама!

Священник, проскальзывая, пробежал вверх по наползшей на берег льдине, спрыгнул и, упав, покатился по напитанному ледяной водой пляжному песку. Поднялся, кинулся к Ольге и увидел, как она уже сдирает с себя белье…

И тут сзади, совсем рядом раздался металлический скрежет. И был он так страшен, так противоестествен, что священник судорожно обернулся. Метрах в десяти от них, сцепившись бамперами и скрежеща металлом по острым краям ледяных торосов, стремительно уходили в огромную трещину две машины: джип и микроавтобус. И лишь совсем недолго свет от фар еще подсвечивал эту жуткую картину – уже снизу, из-подо льда… а потом лед сдвинулся и навсегда похоронил в темных, холодных волжских глубинах всех, кто там был.

– Да примет тебя господь, брат мой!!! – заорал отец Василий и кинулся к жене.

Малыш уже выходил. Священник подставил руки, принял горячее, мокрое тельце, понял, что это пацан, и растерянно посмотрел на жену. Он не знал, что делать.

– Дай его мне… – севшим голосом прохрипела жена. – Дай!

Священник осторожно протянул ребеночка Ольге и принялся срывать с себя рясу.

– Сейчас вам будет тепло! – крикнул он. – Сейчас! Держи! Вот! На! Укутай!

Он обернул их просторными полами, а потом снова подхватил жену вместе с ребенком на руки и помчался сквозь сухие, заснеженные, хрусткие камыши вперед, прочь от берега, туда, где были хоть какие-нибудь люди.

Тьма уже не была абсолютной, и он понял, что светает, и внезапно вспомнил, что сегодня первый день Масленицы, пятое марта. Но он еще не знал, радоваться ему или горевать – слишком зыбким и слишком ненадежным было их спасение.

Священник бежал по колено в снегу, раздвигая и подминая камыши и проваливаясь во внезапно подступившую воду. Где-то далеко в подсознании прозвучала фраза из радиопередачи о затянувшемся ледоходе и предпринятыми МЧС мерами – они, кажется, взрывали ледяные поля толовыми шашками. Вот и пошел ледоход сразу, рывком, единой массой…

Отец Василий увидел стоящее в туманной мгле, как маяк, одинокое дерево и кинулся к нему. Где-то здесь пошло возвышение, а значит, совсем скоро они выберутся из прибрежной полосы и начнутся дороги, сторожки, посты ГИБДД и рыбнадзора, а значит, люди и тепло…

Единым махом он взбежал на косогор, жадно огляделся и почувствовал, как волосы на спине медленно встают дыбом. Потому что впереди, и это было отчетливо видно, даже невзирая на сумеречный полумрак раннего утра, простиралось рвущееся, стонущее и стремительно движущееся, такое же, как и то, что он оставил позади, ледяное поле. Они были на острове.

О том, чтобы попытаться добраться до берега, нечего было и думать. Ледоход словно взбесился: он ломал и подминал под себя прибрежный камыш, выбрасывал огромные, холодные глыбы на берег, чтобы через несколько секунд снова сбить их и потащить дальше. Здесь, у острова, похоже, была самая стремнина.

И тогда отец Василий оставил жену с ребенком здесь же, у большого, голого по зимнему времени дерева, и бросился в камышовые заросли. «Тепло! Главное, чтобы им было тепло!» – твердил он, судорожно ломая и собирая в одно место сухой камыш. А потом обхватил гигантскую кипу, прижал ее к груди и помчался назад.

– Как ты?! – крикнул он, расстилая камыш с наветренной стороны.

– Холодно, – сиплым голосом пожаловалась Ольга.

– Сейчас будет тепло! – пообещал он и кинулся за второй охапкой.

Он таскал и таскал камыш, пока стопки не окружили Ольгу и ребенка толстенной полутораметровой высоты стеной со всех сторон. Он стащил с себя подрясник и жилет. Но Ольга все равно мерзла. Видимо, сказывалась кровопотеря. Малыш тоже чувствовал себя неуютно и тихо, жалобно мяукал из-под не слишком теплой отцовской рясы.

Священник затравленно огляделся по сторонам. Он не знал, что еще можно сделать. Что-то такое он помнил… Было что-то…