Лев Пучков - Привычка убивать

— Не нукай, не запряг, — негромко ответил Март, начиная потихоньку разминать мышцы и дышать по системе — бежать он не мог, дама рядом была. Джентльмен в присутствии дамы не имеет права покидать поле битвы, это просто несолидно.

— Ну и дурак, — сожалеюще резюмировал Сеня и, адресуясь к даме, попенял ей:

— Ну, Нинка, подставила ты парня! Не думаю, что Черный поверит, если я скажу, что это мой шуряк из Одинцова. Да и проверить нетрудно…

— Я не хотела, — плаксиво проблеяла Нинель, отпуская руку Марта и забиваясь в угол — светская дама мгновенно куда-то улетучилась и уступила место перепуганной до смерти девчонке. — Ты же говорил, что «хвоста» нету! Говорил?

— А и не было, — Сеня развел руками. — Наверно, у «Абордажа» выследили. Ей-богу, не хотел я туда ехать — душа не лежала! Слышь, парень, может, пока не поздно… Хотя нет — уже поздно.

Действительно, сзади неслышно подкатила еще одна машина, остановилась в двух метрах, слепя фарами, из нее неспешно выбрался какой-то субъект, сверх надобности хлобыстнул дверью и, приблизившись к «Шевроле», сердито скомандовал:

— Свет!

Сеня послушно зажег свет в салоне и проявил инициативу: опустил переднее стекло справа.

— Ага! — Субъект просунул голову в окно и несколько секунд немигающим взором сканировал персону незадачливого ухажера своей любушки. Март от удивления разинул рот: показалось — Розенбаум! Ну просто копия. Лысый, с усами, правильный продолговатый череп. Хорошенько рассмотрев субъекта, Март закрыл рот и криво ухмыльнулся: да, показалось. Розенбаум — крепкий здоровый мужик, а этот — просто сильно засушенная копия. Или если Розенбаум, то после длительной тяжелой болезни, сразу с госпитальной койки — сильно постаревший, похудевший и вообще, поношенный какой-то, скукожившийся.

— Болел, что ли? — не к месту поинтересовался Март и вдруг прыснул нездоровым дребезжащим смешком.

— е…лся от страха, — сделал вывод субъект и, ткнув пальцем в глубь салона, распорядился:

— Шалава — ко мне в машину. Бегом! Ты, козлик, выходи сюда. Сеня — это, случаем, не твой шурин из Одинцова?

— Гхм-кхм… — неопределенно промямлил внезапно покрасневший Сеня, Нинель послушно выскочила из «Шевроле» и усеменила к светящей сзади фарами машине, а Март, как и приказали, покинул салон и встал рядом с субъектом, скрестив руки на груди.

— Успел засадить? — деловито поинтересовался Черный, потыкав пальцем в сторону своей машины.

Март покаянно развел руками и застенчиво прочистил горло — что поделать, было, так было!

— Ну и как? — Черный потащил из кармана портсигар и, прикурив сигарету-, с силой дунул собеседнику дымом в лицо.

— Сказка! — не стал лукавить Март — только поморщился да отступил на шаг. — Ваша дама, шевалье, — это просто чудо какое-то. Только вы не дуйте — я не курю…

— «Сказка»! — передразнил Черный, проигнорировав последнее замечание оппонента. — А то! Других не держим. Все — высший сорт. Только тут небольшая проблемка, козлик…

— Если вам так нравятся животные, лучше зовите меня орлом, — вежливо поправил Март. — Мне кажется, я больше похож на орла, нежели на козлика.

— Проблемка в том, козлик, что это моя «сказка», — лицо Черного скривилось в озабоченной гримасе. — Это мой город. Мои машины. Мои люди. Мои деньги. И «сказка» — тоже моя. Понимаешь?

— Я приношу свои извинения, — скорбно произнес Март — чувствовал себя виноватым, потому не грубил, не пытался обострять обстановку. — Обещаю, что больше не буду баловаться с вашей «сказкой».

— Ты больше ни с кем не будешь баловаться, козлик, — торжественно и печально пообещал Черный. — Потому что ты посягнул на мое имущество, а я этого никому не прощаю. Если бы прощал, то был бы нищим. Я не бандит, я предприниматель. Понял? Но за свое имущество людей на куски рву — поэтому никто не посягает. Ты понял? Все боятся.

— Я, пожалуй, пойду домой, — Март смиренно изобразил поклон. — А то вы сердитесь, мне кажется. Подвозить не надо — тут рядом.

— Ты вот что: выбирай, — Черный подскочил к оппоненту и ухватил его за рукав куртки. — Идешь к моей машине, вставляешь башку в окно сзади — там Нинка сидит, — водила стекло подымет и шею тебе защемит. Ты штаны снимешь, а я тебя по голой жопе ремнем отлупцую, — тут он свободной рукой распахнул полы элегантного пиджака и показал массивный кожаный ремень, опоясывающий худосочные чресла. — Я тебя буду лупцевать, ты будешь орать от боли и рожи корчить. Нинке наглядный урок, и тебе позор, потому как ты прелюбодеянием занимался. Ты сколько раз Нинке качнул?