Михаил Серегин - Танец гюрзы (Сборник)

Фокин, подбежав, выглянул из окна.

В полосе яркого света, льющегося из оконного проема, на ограде, примыкавшей к клиническому корпусу, на острых бронзовых остриях, которые обошлись «Элизеуму» в весьма приличную сумму, – выплывая из ночной тьмы, висело тело недавнего совладельца фирмы. Оно было пронизано насквозь в нескольких местах, и по ограде стекала темная жидкость.

– Черрт, – проговорил Фокин, – святой Себастьян, ерш твою медь!

Двери операционной распахнулись, и с автоматами наперевес ворвались двое парней в камуфляже. Это были охранники из «Берсерка», которые, услышав шум, поспешили выяснить его причину.

Впрочем, нельзя сказать, что это любопытство, сопряженное с профессиональным долгом, принесло им пользу. Стоящий чуть в стороне от дверей Свиридов ударил ногой в челюсть первому, а второго достал мгновенным звериным прыжком.

Автомат лязгнул о пол, и двое покатились в короткой беспощадной схватке.

Она в самом деле была короткой: Владимир подтвердил высокую репутацию птенцов гнезда Платонова, то бишь расформированного спецотдела ГРУ «Капелла». Вырубленный им здоровяк без чувств растянулся на полу.

Свиридов поднялся и, устало отряхнув джинсы и рубашку, сказал Полине:

– Вы правильно поступили, Полина Валерьевна. Думаю, что теперь суд будет более благосклонным к вам. А если не суд, так уж Гизо и Винни – точно. А при наличии хороших адвокатов у вас есть шанс и вовсе отделаться условняком или замять дело. Только я не думаю, что деньги, измазанные кровью вашей семьи, принесут вам счастье. Пошли, Афоня.

– Но... – начал было тот, но Владимир мягко, но властно перебил его:

– Ты потом сам поймешь, что мы слишком задержались в этом городе.

Они вышли через черный ход и сели в свиридовский «Фольксваген». Только тут Фокин обрел дар речи.

– Да ты что, Володька, с ума сбрендил? Оставить их... вот так? Да я...

– Не зуди, Афоня. Нельзя допустить, чтобы ты пачкал руки в крови этой змеи. Есть другие варианты. Сейчас я сделаю один звонок, и ты сам все поймешь.

Свиридов набрал на своем мобильнике номер и проговорил:

– Гизо? Это говорит твой старый знакомый по ...ской площади. Да, программист Володя из Питера. Как там поживает покалеченная конечность Винни? Нормально? От и добре. А теперь о деле. Нужно встретиться. Мне известны убийцы Знаменских и Кириллова. Я думаю, тебе это будет интересно. Дело касается больших денег, сам понимаешь...

«Заключенная под стражу Полина Знаменская, обвиненная в организации заказных убийств отца, брата и дяди, покончила жизнь самоубийством в следственном изоляторе. Экспертиза установила, что смерть наступила от большой дозы сильнодействующего синтетического наркотика».

– Вот и все, – сказал Свиридов. – Теперь и нам можно сваливать из Нижнего. А то затаскали по мусарням и прокуратурам.

Фокин кивнул. За неделю, истекшую с момента трагической смерти Кириллова – «второй» смерти! – он сильно осунулся, подурнел и оброс бородой. Глаза ввалились и смотрели затравленно.

– Непонятно только, откуда в камере оказался этот самый сильнодействующий наркотик, – продолжал Свиридов. – Да, Гизо в самом деле не бросает слов на ветер: техническое исполнение на высшем уровне. Достали аж в следственном изоляторе! Чище сработали бы только ты да я...

Владимир Свиридов часто вспоминал обстоятельства, которые свели его с неповторимой и неподражаемой Алисой Смоленцевой.

Он всегда считал, что за всю свою жизнь проигрывал только дважды: первый раз – судьбе, отправившей его на свалку жизни после того, как в девяносто пятом его «ушли» в отставку из спецназа ГРУ после ранения. И ему пришлось все начинать с нуля, с чистого листа.

И второй раз – он проиграл госпоже Смоленцевой. Алисе. Альке. Которую он не захотел понять до конца.

Как не хотят заглянуть в затянутое мутной зеленью зеркало тихого омута, боясь, что закружится голова, неотвратимо притянут чьи-то глаза в слепой глубине и ты уйдешь туда без права возвратиться и раскаяться в своей роковой ошибке…

Все началось холодным сентябрьским вечером в угрюмой и неласковой Москве девяносто третьего. Да, той самой осенью, когда в столицу снова, как в незабвенные августовские дни девяносто первого, ввели танки. …Владимир помнит тот прохладный осенний вечер, порывы рваного ветра, мечущегося между стволами вязов в старом парке, по которому медленно шел он – молодой человек лет двадцати восьми, с умным тонким лицом интеллигента в десятом поколении и большими, необычайно красивого разреза глазами. В этих умных и равнодушных глазах светилось спокойное, отстраненное довольство окружающим миром.

Читать дальше