Михаил Серегин - Танец гюрзы (Сборник)

– А из-за чего ваши отношения с Валерием Ивановичем ухудшились?

Шевцов замялся.

– Вы знаете... это личное дело.

– Ошибаетесь, уважаемый... это дело общественное, – мастерски копируя голос и интонации Бунши из излюбленного свиридовского «Ивана Васильевича», сказал Владимир. – И вообще, Борис Миронович, мне кажется, что я спрашиваю не из праздного любопытства, – добавил он уже своим обычным голосом.

– Да, конечно, – поспешно сказал Шевцов. – Валерий Иванович узнал, что я был близок с его дочерью.

– С Полиной?

– У него есть другие дочери? – саркастическим контрвопросом, не лишенным горечи, проговорил Борис Миронович. – До тех пор, пока она не встретила этого... из храма.

– Фокина.

– Вот именно, Фокина. А вы его знаете?

– Так, немного, – быстро сказал Владимир, резонно предполагая, что разговор о Фокине не станет самым приятным для человека, который именно из-за Афанасия, как выясняется, расстался с Полиной. – Значит, вас уволили именно из-за этого, Борис Миронович?

– Да, – сухо ответил Шевцов. – Впрочем, я не жалею, – неожиданно сказал он. – Как я вижу, семье Знаменских перестал сопутствовать успех. Очень жаль. А Полина... – Сняв очки, он протер стекла, а потом как-то жалко, вымученно улыбнулся: – Еще неизвестно, кому больше повезло – мне или господину Фокину. Внешность у него, конечно, весьма солидная... Полине всегда нравились крупные мужчины, но вот только...

– Что? – спросил Владимир.

Борис Миронович подслеповато прищурился и посмотрел на Владимира так, как он смотрел, вероятно, на пациента на операционном столе.

– Вот что... как вас зовут?

– Владимир.

– Очень приятно... Так вот, Владимир, вам никогда не приходилось пристально наблюдать за Полиной?

– Приходилось, – с кривой усмешкой отозвался Свиридов. – Приходилось. За такой женщиной как-то сложно не наблюдать, тем более пристально.

– Вам нравятся ее глаза?

– Глаза? У нее опасные глаза... Очень опасные. Казалось бы, маловыразительные, но на самом деле... это, вы знаете, как омут, затянутый болотной ряской. Многие принимают за зеленую полянку – и тонут.

– Да, вы не из милиции, – одобрительно сказал Шевцов. – У них таких образных выражений даже в «Улице разбитых фонарей» не встретишь. Так о чем я? Ага... я иногда, знаете, теряю нить рассуждения... Одним словом, у вашего друга Фокина, или кто он вам там... У него не наблюдается ухудшения сна или аппетита?

– Еще как наблюдается. Я ему даже пить отсоветовал. В смысле спиртные напитки.

– Что... кошмарные сны снятся?

– Вот именно.

Лицо Шевцова как-то потускнело, потом он почти шепотом спросил:

– А что, Фокин в самом деле бывший работник какого-то наисекретнейшего отдела спецслужб? Там, где раньше работал и Рома Знаменский?

– Пожалуй, вы недалеки от истины. Но какое это имеет значение?

– Нет... просто я всегда полагал, что сотрудники госбезопасности, или кто он там, имеют особо прочную психическую организацию.

– Организация там в самом деле ой-ой, – вкрадчиво сказал Владимир. – Но психическая порой пробуксовывает. А что вы хотите этим сказать?

– Вы ведь тоже оттуда? – проговорил Шевцов. – Не вздумайте отнекиваться и отрицать, я уверен, что оттуда. Так вот, вы, как человек с достаточно прочной психикой и прагматическими взглядами, скажите мне: вы верите в ауру и теорию энергетических доноров и вампиров?

Свиридов пристально посмотрел на умное, чуть ироничное и определенно взволнованное лицо врача. Неспроста все это он говорит. Такое впечатление, что он хочет сказать что-то важное, словно что-то вырвать из себя, показать это Свиридову, но не может – или не смеет.

– Да, – сказал Владимир. – Для меня слово «аура» – довольно конкретное, почти физиологическое понятие, а не какой-нибудь абстрактный символ. Так учили меня не самые последние в психологии спецы. На основе Юнга и Ясперса.

Шевцов посмотрел на Владимира с уважением.

– Тогда вы меня поймете, – сказал он. – Так вот, Полина – это типичный энергетический вампир. Быть может, это проистекает из детства... отсутствие материнского влияния, сплошь мужское окружение. И потому каждый из мужчин, кто находился с нею рядом, со временем испытывал сначала психологический, а потом и откровенно физиологический дискомфорт. И еще... у девочки есть медиумические способности. Аутогипноз и гипноз. Это не шутка, дорогой мой Владимир. Это одно из тех обстоятельств, которое вынуждает меня радоваться тому, что сейчас Полины нет со мною рядом. Мы с ней и сошлись на почве склонностей к парапсихологии. Я-то всегда ею увлекался, хотя и хирург, а вот Поле – привили.