Михаил Серегин - Дада

– Он очень хороший секретарь.

– Я послушаю, – Воробок прислонился своей щекой к лицу Сакурцева. – Нюня, набирай номер.

– «…После того как иракские власти передали документы инспекторам ООН, экономические санкции против Ирака будут отменены. Это заявление сделал…»

Никитин взял телефон, услышал привычное:

– Это я…

– Узнаю, Петр Аркадьевич.

Никитин постоянно доил строителя. Заканчивался месяц, и от Сакурцева должны были поступить средства.

– Евгений Викторович, съезди прямо сейчас к моему банкиру и забери все деньги. Наличными. Я по телефону дам подтверждение. Привези все ко мне в дом на Волге.

Вначале Никитину не понравился тон, которым говорил с ним бизнесмен, но когда до него дошло, о чем его просят, он задумался на мгновение. С чего бы это Сакуре понадобилось снимать все добро?

– Очень срочно, Аркадий Петрович? – тоном вассала поинтересовался Никитин.

– Дело разъезжается по швам. Мне надо срочно успокоить кредитора.

Это была полная чушь. Весь Саратов знал, что Петр Аркадьевич никогда ни у кого не берет взаймы, только разве у государства, а с этой организацией расплачиваться вовремя не обязательно.

Неужели на него осмелились наехать? Кому же это он насолил, интересно?

– Сейчас уже поздно, думаю, закончим завтра к десяти.

– Мне надо еще, найди Никитина и попроси сто шестьдесят восемь тысяч, думаю, он не откажет.

– Хорошо, – Евгений Викторович пытался следить за тем, что говорит. Похоже, на его постоянный источник материальных благ кто-то наехал и слушает сейчас весь этот треп. Говорить самому Никитину, чтобы нашел Никитина?

Это был звонок своей крыше и просьба о помощи.

– Завтра в десять утра я привезу деньги, – пообещал мафиози.

С кем ему придется иметь дело, он пока понятия не имел. На всякий случай надо обзвонить всех коллег по бизнесу, если это кто-то из своих – будут проблемы.

Плотно сжав губы, Никитин поднялся с кресла и пошел к себе в кабинет. Он не хотел, чтобы кто-нибудь из домашних слышал хоть слово из того, что ему придется произнести.

– Что-то у тебя больно легко все получается? – Воробок взял пленника за подбородок. – Неужели ты так просто расстанешься со всеми своими деньгами, да еще и для нас займешь?

– Перебинтуйте меня, – тихо произнес Сакурцев, – из раны, кажется, все еще течет кровь.

– Не надо, – предводитель погрозил пальцем. – Здесь нет девушек. Придется терпеть. Сам напросился. Надо помогать людям, когда они тебя об этом просят, а ты то про реку, то про колодец. У тебя самого нет ни капли сострадания к другим, почему мы должны оберегать тебя от легких уколов судьбы?

– Я же практически уже отдал вам все.

– Кровь не идет, – сообщил результаты осмотра Гендос. – Из него вытекло с полстакана. Не подохнет.

– Я хочу женщину, – пожаловался на судьбу Нюня.

– Заткнись! – взвился босс. – К нам плывут большие деньги. Ты сможешь купить себе хоть китаянку, хоть негритянку, поставишь ее раком и будешь иметь в день по двадцать раз кряду.

Картина, нарисованная вождем, была столь живописна и соблазнительна, что Нюня поспешил признаться, что у него эрекция.

– К нам гость, – доложил стоявший на стреме косоглазый хлопчик лет семнадцати, обладавший звонким погонялом Задок.

– Это Егорыч, не трогайте его. Мы на рыбалку собирались.

Раздался звонок.

– Сейчас мы с тобой прогуляемся на улицу. Ты очень вежливо отвадишь его отсюда…

«Егорыч не оправдал надежд. Почему ему не показалось странным, что у меня гости. Здесь же никого никогда не было. Машины же этих полудурков видно». -…Ты сознательно нам наврал. Тебя же спрашивали, придет кто-нибудь или нет.

– Вы напугали меня, вылетело из головы, – стал оправдываться Сакурцев и тут же получил под дых.

– Молчи и слушай. Ты сейчас отправишь его отсюда, и не вздумай брыкаться. Нюня, дай ствол.

Егорыч стоял у ворот, посасывая сигаретку. Лодку он подогнал и оставил у берега прямо напротив коттеджа. У него самого руки чесались порыбачить, а тут что-то Петр Аркадьевич задерживается, обычно стоит на берегу, ждет.

Когда Сакурцев вышел из дома вместе с каким-то коротышкой, Егорыч почувствовал, как сердце его учащенно забилось. Маленький, идущий чуть сзади, контролировал перемещение хозяина дома. Находясь неестественно близко к Петру Аркадьевичу, он держал одну руку так, что невозможно было разглядеть, что зажато у него в ладони. Выражение лица Сакурцева нельзя было назвать исполненным оптимизма.