Кен Фоллетт - Лёжа со львами

Охватившая его радость от того, что он успел на поезд, напоминала наркотическое опьянение. Он сел на свое место, и ему вовсе не казалось странным, что он одновременно лежит в спальном мешке вместе с Джейн. За окнами поезда, над долиной Пяти Львов, занимался рассвет.

Грань между сном и реальностью была зыбкой. Поезд постепенно растаял, и остался только спальный мешок, долина, Джейн и ощущение радости. Во время короткой ночи они застегнули молнии на мешке и теперь лежали вплотную друг к другу, почти не в состоянии пошевелиться. Эллис чувствовал ее теплое дыхание на своей шее и тяжесть ее увеличившейся груди на боку. Он чувствовал телом острые сгибы ее суставов – таза, колен, локтя, щиколотки, но это было приятно. Насколько он помнил, они всегда спали, тесно прижавшись друг к другу. Старинная кровать в ее парижской квартире была все равно слишком узка, чтобы лечь свободно. Его кровать была шире, но и на ней они спали, тесно переплетаясь телами. Джейн всегда утверждала, что ночью он к ней приставал, но сам он этого по утрам никогда не помнил.

Уже давно не бывало такого, чтобы он проспал рядом с женщиной целую ночь. Он пытался вспомнить, с кем же это было в последний раз, и вдруг понял, что это было с Джейн, те, кого он приводил к себе в Вашингтоне, никогда не оставались до завтрака.

Джейн была последней и единственной, с кем у него был не скованный никакими запретами секс. Перебрав в памяти все, что они делали вчера ночью, он почувствовал, что у него началась эрекция. Казалось, с ней он мог снова возбуждаться сколько угодно раз. Бывало, в Париже они проводили в постели весь день, вставая только для того, чтобы порыться в холодильнике или открыть бутылку вина, и он кончал пять или шесть раз, а она вообще теряла счет своим оргазмам. Он никогда не воображал себя сексуальным чемпионом, и последующий опыт показал, что он прав в такой оценке, что он неутомим только с ней. Она высвобождала в нем то, что было сковано в присутствии других женщин боязнью, чувством вины или чем-то еще. Так на него никто никогда не действовал, хотя однажды он уже пережил нечто близкое к этому, с той вьетнамкой, с которой в 1970 году у него был короткий обреченный роман.

Очевидно, он никогда не переставал любить Джейн. В течение последнего года он выполнял обычную работу, встречался с женщинами, навещал Петал, ходил в супермаркет – и все это как актер, играющий роль, делая вид, что это и есть его истинная натура, но в глубине души понимая, что это не так. Он вечно тосковал бы о ней, если бы не приехал в Афганистан.

Как часто он бывал слеп в отношении самых важных обстоятельств своей жизни. Тогда, в 1968 году, он не понимал, что готов сражаться за свою страну, не понимал, что не хочет жениться на Джилл, во Вьетнаме не понимал, что является противником ведущейся там войны. Каждое из этих открытий было потрясением, которое переворачивало всю его жизнь. Самообман не всегда плох, думал он, как бы он иначе выжил, не обманывая себя, в той войне, и что бы делал, если бы не попал в Афганистан – продолжал бы убеждать себя в том, что Джейн ему не нужна?

«А сейчас – принадлежит ли она мне?» – подумал он. Она не сказала почти ничего – только «я люблю тебя, милый, спи сладко», – услышанное им как раз в тот момент, когда он засыпал. Это показалось ему самым приятным, что он когда-либо слышал.

– Чему ты улыбаешься?

Открыв глаза, он посмотрел на нее.

– Я думал, ты спишь, – ответил он.

– Я наблюдала за тобой. Ты выглядишь таким счастливым.

– Да. – Он глубоко вдохнул холодный утренний воздух и приподнялся на локте, озирая расстилающуюся внизу долину. Поля казались почти бесцветными в рассветных сумерках, а небо было жемчужно-серым. Он был готов сказать ей о причине своего счастья, но вдруг услыхал слабый дребезжащий звук и напряженно прислушался.

– Ты что? – спросила она.

Он прижал палец к ее губам. Через мгновение она тоже услышала этот звук. Он быстро нарастал, и вскоре стало безошибочно ясно: это вертолеты. У Эллиса возникло предчувствие катастрофы.

– О, черт! – сказал он с чувством.

Вертолеты показались над их головами, появившись из-за гор, три горбатых «хайнда», наполненные оружием, как бы ощетинившиеся, и один большой транспортный «хип».

– Спрячь голову, – резко приказал Эллис. Спальный мешок был пыльно-коричневого цвета и ничем не выделялся на фоне окружающей почвы; если они останутся в своем укрытии, их, скорее всего, не заметят с воздуха. Партизаны использовали ту же уловку, когда прятались от воздушных разведчиков, – накрываясь своими одеялами «патту» цвета грязи, с которыми в походе не расставались.