Стивен Хантер - За день до полуночи

Бет закрыла дверь.

Герман подошел к окну и осторожно выглянул. Он увидел, как молодой человек прошел по дорожке, сел в маленькую синюю машину и поехал. Герман перебежал в заднюю часть дома и оттуда наблюдал, как машина, доехав до перекрестка, развернулась и направилась к выезду из города на шоссе № 17. Все в порядке, наверное, он действительно приезжал по поводу работы, подумал Герман, когда машина скрылась из вида.

– Да, вы были правы, они там. Я почти чувствовал их запах, – доложил Акли.

– Сколько их? – спросил Дельта-3.

– Я не мог спросить и уточнить, – ответил Акли, который чувствовал себя героем после столь успешных действий. – А что у вас?

– Три спальни, гостиная, столовая, кухня, внизу погреб. Лестница наверх ведет из гостиной и спускается в столовую. Крепкий орешек для пятерых.

– Гм-м, – пробормотал Акли.

Вообще-то он по профессии был бухгалтером, а в отдел хищений ФБР пошел работать потому, что надеялся приобрести опыт, так как собирался в дальнейшем работать в налоговой службе. Он был обручен с девушкой по имени Салли, а родился и вырос в Рокфорде, штат Иллинойс. Сегодняшний день у Акли начался с изучения бухгалтерских книг компании «Мид-Мэриленд Федерал Сэйвингс», вице-президент которой смылся, прихватив с собой свыше сорока восьми тысяч долларов из резервного фонда. Сбежал он со своей двадцатитрехлетней секретаршей, бросив сорокадвухлетнюю жену и троих детей.

– Крепкий орешек, особенно если мы не знаем, сколько там человек и где они находятся.

– Лучше пробираться в дом незаметно или ворваться внезапно? – задал вопрос Акли.

– Израильтяне предпочитают действовать быстро и решительно, а некоторые, наоборот, осторожно внедряют людей в объект.

– Сложное место для быстрого броска, – заметил Акли. – Как рубеж для штурма можно использовать соседний дом миссис Рид, но с другой стороны дома ничего нет. – Он посмотрел на часы, время на самом деле летело. Скоро уже будет темнеть.

– Итак, какие соображения?

Все переглянулись.

Что же я тут делаю? – подумал Акли. Ему хотелось бы от себя большей уверенности.

– Послушайте, а если так? – начал Дельта-3. – Мы подложим дымовую шашку в дом миссис Рид и вызовем пожарных. Скажем, мы с вами поедем на пожарной машине, въедем на лужайку перед домом. Одетые пожарниками, мы направимся не к дому миссис Рид, а к дому миссис Хаммел. В это время Рик и Джил подберутся к дому сзади и проникнут через заднюю дверь в кухню. Мы будем кричать: «Пожар, пожар, срочная эвакуация!» Оружие спрячем под комбинезонами, в нужный момент достанем.

Подумав, Акли согласился, что это лучше, чем ничего.

Меган Уайлдер взяла консервную банку и вложила ее в тиски. Крутанула рукоятку, наблюдая, как сжимается банка, как она трескается, корежится, принимая различные конфигурации разрушения. Интересные конфигурации. Меган затягивала тиски все туже и туже. Банка совсем расплющилась, символизируя полную катастрофу, свет поблескивал на причудливых ее изломах.

Меган быстро ослабила тиски, вытащила изуродованную банку и положила ее на стол – к нескольким десяткам подобных страдалиц.

Она внимательно рассматривала их. Некоторые сжались аккуратно, было что-то спокойное и банальное в их кончине. Другие, как эта последняя, обладая какой-то удивительной жизненной силой, сопротивлялись тискам до последнего. И когда все же с большой неохотой умерли, то умерли эффектно, превратившись в орхидеи из покореженного металла. Из нескольких десятков банок Меган понравились штуки четыре, включая и последнюю, они действительно тронули ее. Меган отобрала их и перенесла в другую часть комнаты.

Меган Уайлдер специализировалась на том, что она сама называла «конструкциями», а иногда «деструкциями», в зависимости от настроения и откровенности. Формы ее работ выходили за рамки искусства, не вписывались в привычные категории. Это не были скульптуры, хотя они и занимали пространство, имели пластическую форму. Вместе с тем «конструкции» все же не вырывались из жестких рамок двух измерений. Другими словами, их можно было рассматривать только под одним углом, и хотя некоторые влиятельные критики называли ее работы трусостью перед тиранией обыденности, Меган не изменяла своему увлечению.

Она любила комбинировать покореженные консервные банки с другими, интересными ей формами – пивными бутылками, например, внутренностями перегоревших калькуляторов, нитями накала лампочек и прочими осколками быта американского общества. Она помещала эти предметы в грубые рамки или на полки, которые конструировала сама, и если вдруг случайно обнаруживала в своем произведении гармонию, то уничтожала его. Ее привлекала только дисгармония, радикальное отсутствие симметрии, особенно после ухода Ари. И только скомпоновав предметы подобным образом, Меган красила их, но не в тусклый черный цвет, как раскрашивал свои мрачные маленькие шедевры Невельсон, а в яркие цвета комиксов – ярко-розовый, оранжевый, солнечно-желтый и в другие резкие цвета радуги. Некоторые критики воспринимали это в штыки, заявляя, что цвет давно умер, – они досадовали на невнимание Меган к их концептуальным статьям. Были и на самом деле злобные критики, особенно один гомик из «Арт Ньюс».