Александр Звягинцев - Естественный отбор

— Днями.

— Дам команду глаз с него не спускать, — решил Коробов и уставился в черную пустоту стрельчатого окна. — А ты его без моего приказа ни-ни…

Походин, глядя на его согбенную спину, усмехнулся чему-то, но тут же спрятал усмешку под ладонью.

Побродив по набережной Цюрихского озера и немного успокоив нервы, Ольга вернулась в отель. Приняв душ, разбавила кампари апельсиновым соком и сняла телефонную трубку. Послушав длинные гудки, с бокалом в руках уселась перед экраном телевизора, кидая время от времени недоуменные взгляды на молчащий телефон.

По французскому каналу показывали документальный фильм о чеченской войне: горели на экране танки, рушились дома Грозного, огрызались автоматными и пулеметными вспышками руины, военные хирурги в госпиталях полосовали окровавленные тела солдат и чеченских детей, смотревших с экрана недетскими скорбными глазами. Диктор бойко комментировал происходящее. От увиденного у Ольги разболелась голова, и, бросившись на кровать, она зашлась в рыданиях…

Телефонный звонок заставил ее вздрогнуть.

— Хабибулла?.. — стараясь держаться спокойнее, спросила она в трубку. — С удовольствием поужинаю с тобой… Заходи, жду!..

Хабибулла появился через несколько минут с букетом коралловых роз, а следом стройная негритянка вкатила в номер сервированный напитками и закусками столик. Когда негритянка захлопнула за собой дверь, Хабибулла, пожирая Ольгу глазами, прошептал:

— Джанем, джанем, джанем! — и, бросившись перед ней на колени, с восточной страстью стал осыпать поцелуями ее руки.

— Бедный, бедный Хабибулла! — сказала Ольга, прижавшись лицом к его жестким седеющим волосам. — Бедный несостоявшийся мой господин…

Потом она отстранилась от него и сбросила с себя пеньюар…

Со звериным неистовством Хабибулла терзал ее тело до рассвета, и Ольга с благодарностью принимала его неутоленную страсть и отдавала свою… Она даже сама удивилась такому своему желанию…

Когда окно спальни окрасилось первым лучом восходящего солнца, она прошла в ванную комнату и погрузилась в бассейн с голубой водой. Уже одетый Хабибулла подсел на краешек бассейна и с вожделением смотрел на нее.

— Это был сон, джанем? — хрипло спросил он.

— Не знаю, — ответила Ольга. — Может, это был «сон разума»?

— Если даже так, то будь спокойна, джанем, — он не родит чудовищ, — улыбнулся Хабибулла. — Твой отец десять лет назад украл у меня пять миллионов долларов. Я прилетел в Цюрих, чтобы убить его, но…

— Что «но», договаривай, Хабибулла! — выйдя из бассейна и обвив мокрыми руками его шею, шепотом спросила Ольга.

— Но… теперь, клянусь Аллахом, у Хабибуллы не поднимется рука на того, кто дал жизнь моей джанем.

По лицу Ольги потекли слезы.

— Клянусь Аллахом, я буду ждать тебя всю жизнь, Ольга, — глядя в ее глаза своими аспидно-черными глазами, сказал Хабибулла и, положив на бортик бассейна свою визитную карточку, вышел, зажав шею ладонью. Мягко закрылась за ним входная дверь, и Ольга испуганно вздрогнула.

Десятым чувством она поняла, что с уходом из ее номера после бурно проведенной ночи возникшего из небытия полевого командира афганских душманов только что закрылась последняя страница книги десяти лет ее жизни.

«В этой книге было все, — подумала Ольга. — Была и сумасшедшая любовь, и лихо закрученный сюжет с приключениями и погонями, и совсем — даже для нее самой — неожиданная концовка… Какими будут следующие десять лет?» — спросила она себя и не нашла на этот вопрос ответа.

В то же утро, не попрощавшись с отцом и дочерью, кружным путем через Стокгольм и Осло Ольга улетела в Москву.

«Не состоялся у нас разговор, папаша! Хороша страна Танзания, а Россия лучше всех. Вкладывай в Танзанию свои бабки, а мои пусть при мне остаются, — с удовлетворением подумала она в небе над ждущей снега Россией. — Не только ты, папаша, но вообще никто и никогда не узнает, что этой ночью телезвезда и бизнесмен Ольга Коробова своим телом выкупила у афганского душмана и торговца наркотиками Хабибуллы жизнь родного отца. Пожалуй, это была самая удачная сделка в моей жизни», — вымученно улыбнулась Ольга и вздохнула.

— Бог тебе судья, давший мне жизнь!.. А я, дорогой родитель, отныне тебе ничем больше не обязана! Ничем! — к удивлению соседа по креслу, англичанина, вслух произнесла она и залпом выпила полбокала неразбавленного кампари.

Тяжелые волны отливали в ранних сумерках ртутным серебром и пытались раскачать низкую длинную посудину с широкими потеками застарелой ржавчины на обшивке. Чайка, чумазая от мазута, легко опустилась на обледенелый носовой кнехт танкера, выходившего на рейд нефтяного терминала.