Сергей Зверев - Жиган против террористов

Константин слегка кивнул. Он обвел глазами зал ресторана.

– Что-то я тебя, Рахман, не помню, хотя прежде знал здесь каждую собаку, – сказал Константин, насчитав в зале троих охранников-азербайджанцев. Они выделялись хмурой сосредоточенностью во взгляде и пили апельсиновый сок, хотя и сидели в разных местах зала, – один у входа, другой на высоком табурете у стойки бара, а третий обосновался у прохода, ведущего из зала ресторана в казино.

Азербайджанец вскинул на Константина густые брови. Теперь он смотрел на него не снисходительно, а изучающе. Константин не заметил, чтобы он сделал какой-либо знак своим людям, но охранник, расположившийся у стойки, напрягся, словно приготовившись к прыжку.

«По движению усов друг друга понимают, – усмехнулся про себя Константин. – Против меня сейчас предпринимать ничего не будут, не понимают, кто я, боятся нарваться на слишком серьезного человека. Сейчас начнет выяснять, имею ли я основания разговаривать с ним так независимо, кто я такой и откуда».

– Ты знаешь мое имя, – сказал Рахман, – но блеешь, как молодой горный козел, который забрался на вершину горы и думает, что он теперь самый высокий. Я умею делать вкусный шашлык из таких козлов.

Легкий кавказский акцент, появившийся у Рахмана, подсказал Константину, что тот нервничает. Ситуация была ему не совсем понятна. Константин изучал его, пытаясь понять, что он из себя представляет и насколько уверенно чувствует себя в городе. Поняв это, можно было разобраться и в той роли, которую играет сегодня азербайджанская группировка в Запрудном.

Хотя главной целью Константина были чеченцы, а не азербайджанцы, но он не знал не только, где их искать, но и остался ли кто-нибудь из них в Запрудном вообще после разборок, о которых вкратце рассказали ему на базаре.

– Прежде чем пробовать шашлык, – усмехнулся Константин, показывая, что не принимает на свой счет слова, сказанные Рахманом, – я всегда разговариваю с человеком, который его приготовил. Я сам шашлык готовлю неплохо, но, честно говоря, надоело торчать у очага и ворочать шампуры. Предпочитаю ходить в ресторан и пить хороший коньяк.

Константин подчеркнул последние два слова.

Рахман выслушал его молча и никак не реагировал секунд тридцать, наверное. Он был человеком умеренным, больше расположенным к почти легальной контрабанде, которую считал главным источником своих доходов.

«Гашиш на базаре нэт», – вспомнил Константин. – Да еще и коньяк дерьмовый он сюда поставляет, наверняка в этом коньяке больше заварки и ослиной мочи, чем коньячного спирта. Да и персики, и вообще фрукты на базаре – тоже его. Рахман человек мирный, поэтому и на высоких тонах разговор начинает, не умеет серьезно разговаривать, не привык, не за свою роль взялся. Купец он, а не бандит. Потому и зовут его «уважаемый». Ни одного серьезного бандита так называть не будут».

Рахман медленно приподнял правую ладонь на уровень плеча, щелкнул пальцами. Константину показалось, что официант появился рядом с ним практически в то же самое мгновение. «Уважаемый» ни слова ему не сказал, только взглянул на него. Официант тут же исчез. Константин проводил его взглядом. Казалось, дверь за официантом не успела еще закрыться, как распахнулась снова, и он показался в ней с подносом в руках.

«А Рахман, наверное, хорошо им платит, – подумал Константин, – или воровать позволяет. Из страха так суетиться ты не стал бы».

Официант был уже рядом и ставил на стол перед Рахманом бутылку «Мартеля», пузатые коньячные рюмки и легкую закуску. Он открыл бутылку, налил в рюмки граммов по тридцать и тут же исчез.

– Ты меня знаешь, – сказал Рахман, поднимая свою рюмку. – Я тебя не знаю совсем. Не люблю пить неизвестно с кем.

– Если ты тут недавно, – сказал Константин, – то мое имя тебе ничего не скажет. Когда-то я и в самом деле, как молодой козел, стоял тут на вершине и думал, что выше меня только облака. Но потом, как и ты, Рахман, отправился в чужие края и кое-что понял. Понял, например, что не надо в чужих краях навязывать свои законы человеку, который в этих краях родился. Я понял, что, если не пойму тех законов, по которым люди там жили до меня, я там живым не останусь. И, как видишь, жив до сих пор.

– Кто ты? – спросил Рахман, слегка раздражаясь. – Многие люди умирают у себя на родине, и это меня нисколько не удивляет.

– Я такой же купец, как и ты, – миролюбиво сказал Константин, не обращая внимания на агрессию, прозвучавшую в последней фразе Рахмана. – Но я слишком долго не был дома. Пока я бродил со своим караваном по чужим краям, люди меня забыли, никто не помнит человека, которого они когда-то называли Жиганом.