Сергей Зверев - Морской дозор

Кракен свистнул двоих своих ребят, молча кивнул в сторону непонятного явления. Тут же завизжали тали, шлюпка с двумя морскими пехотинцами понеслась к оранжевому пятну.

Когда через десять минут морские пехотинцы, бережно поддерживая под руки, доставили на борт шхуны спасенного, Михаил Никифоров чуть на палубу от изумления не уселся.

Было от чего. На генерал-майора Геннадия Феоктистовича Берсентьева смотреть без слез жалости не получалось. Мокрой курицей, по причине комплекции, его называть как-то не хотелось, а вот мокрый индюк – прямо в самый раз выходило. Берсентьева трясло мелкой дрожью, глаза его дико вращались, руки ходили ходуном.

– Прошу к нашему шалашу, – с холодной иронией приветствовал Кракен «куратора». После вчерашнего разговора с Полундрой вся гнусность роли, которую сыграл Берсентьев в событиях последних дней, была видна Никифорову как на ладони. – Чему обязаны счастьем лицезреть? Какими судьбами?

– Он… Он не блефовал! – буквально возопил генерал Берсентьев. – Она и вправду взорвалась, вы же видели!

– Кто это «он» и кто «она»? – с прежним ледком в голосе поинтересовался Никифоров, прекрасно зная ответ на свой вопрос.

– Китаец, Чжоу Фан Линь проклятый! – на весь Баргузинский залив заорал Геннадий Феоктистович. – Он меня в это дело втравил, но я ничего не знаю! Ни про ртуть, ни про мину…

Тут он резко замолк. Видимо, даже до зачаточных генеральских мозгов дошло, какую жуткую ересь порет их хозяин. Однако тормозных функций единственной мозговой извилины надолго не хватило: слишком жутко было генерал-майору.

– Там же отрава, все умрет! – опять прорвало Берсентьева. – Н-но я… Я ничего не знаю. Я ни в чем не виноват!

Тяжело было на такое смотреть. Никифоров брезгливо сплюнул:

– Так не знаешь или не виноват? Слушай, куратор, не надо бабушку лохматить, выкладывай все. А то я мужик суровый, если что с моим родным Байкалом, – Кракен чуть заметно подмигнул своим ребятам, – то кто сказал, что мы вообще тебя вытаскивали? Устроим тебе сейчас дайвинг в классическом стиле, как у Тургенева… Что? Не понимаешь? Ну, темнота. Дайвинг – это спорт такой. Погружения на большую глубину. А Тургенев – писатель хороший. У него рассказ про собачку Му-Му есть. Изучал в школе, крыса ты сухопутная? Ага, вижу, что дошло. Колись, гнида, или утоплю к долбаной мамаше, якорь тебе в задницу! А мы вот с парнями послушаем…

Судьба Му-Му явно не прельщала Геннадия Феоктистовича.

Кололся он, что твое сухое полено.

… «Нерпа» вынырнула буквально в трех метрах от борта шхуны. Поднимаясь на борт, Павлов уже даже не шатался, а попросту чуть не падал с ног от усталости. Он равнодушно взглянул на дрожащего, как в лихорадке, Берсентьева, сбросил с плеч ремни акваланга, сел прямо на палубу.

– Ты оттуда, Сережа? – Михаил заботливо склонился над другом. – Ну зачем, все ведь и так ясно. Вот надо было тебе нырять, тем более после такого взрыва. Что, все вдребезги?

– Ага. И яму завалило. Теперь ни вертолета, ни «Урала»… Просто я, Миша, привык выполнять работу до конца, по-другому не умею, а переучиваться поздно.

– Ой! – схватился за голову Берсентьев. – Ой! Конец Байкалу…

– Да успокойся, образина продажная, – бесконечно усталым голосом сказал ему Полундра. – Не было там ртути. Самое страшное – рыбки до хрена глушанул твой китайский дружок. Во-он, видишь, вся поверхность в серебристых пятнах. Всплыла рыбка. Тоже ведь, если разобраться, браконьерство. Но за это пусть его адский рыбнадзор наказывает.

– А… А где же ртуть?! Ведь там, на вертолете, полтонны ее было! – Берсентьев полностью утратил понимание происходящего, словно в кошмарном сне оказался. – Ртуть-то где?!

– Сказал бы я тебе, где… – мечтательно прищелкнул языком Никифоров. – Да материться неохота. Под моей охраной ртуть, а вытащил ее из вертолета и спас Байкал Полундра. Теперь понял, придурок?

Конечно, не сразу, но Берсентьев понял. А поняв, вскочил, как в задницу уколотый, и стал второй раз за сегодняшний день лапать кобуру табельного оружия. Это что же получается? Он сам себя сдал с потрохами?!

Никифоров дернулся к генералу, но Полундра одним жестом остановил Михаила. Сам он следил за берсентьевскими манипуляциями с вялым интересом.

– Постой, Миша, не суетись… Любопытно даже.

– А – а! – моментально понял друга Кракен. – И впрямь любопытно.

Геннадий Феоктистович между тем все-таки исхитрился вытащить табельный ствол из разбухшей кобуры. Даже затвор передернуть не забыл, правда, тот упорно не хотел передергиваться…