Фридрих Незнанский - Чеченский след

— Может, тюкнуть для верности по чайнику?

— Да брось ты! Он и сам сдох бы к вечеру. Ты что, не видишь? — Высокий перевернул труп на живот. — Гляди, даже не обделался! Вот это люди!

— Хороший был человек, жаль. — Рябой открыл дверь камеры. — Ну пошли?

Выходя, высокий с такой силой шарахнул за собой дверью, что с потолка и стен осыпались крошки штукатурки. А из-под ног Аслана скатилась на пол пустая миска из-под баланды.

От этого грохота Аслан вздрогнул, передернулся в судорогах и замер…

Придя в сознание, он сразу сообразил, что нужно прикинуться мертвым. Чтобы не стали добивать… Шансов на это никаких, но все-таки… Он прислушался — тишина!

Адская боль сковала все тело. Гортань была смята и едва-едва пропускала воздух. Аслан осторожно сглотнул — сквозь чудовищный взрыв боли удалось протолкнуться…

— Все равно… все кончено, — прошептал он, не в силах больше сдерживаться, и попробовал повернуться на бок.

Тишина…

— Что нужно сделать напоследок? — сказал Аслан, поджимая колени. — Что-то самое важное… Проститься?

По винтовой лестнице высокий и рябой спустились до загородки, громко потрясли решетку:

— Эй, стража! Отворяй ворота.

Усатый пожилой сержант, стараясь не глядеть в лица палачей, открыл им загородку и пропустил в коридор.

— Сержант, — сказал ему через плечо высокий, — минут через двадцать загляни к клиенту. Что-то он себя сегодня плохо чувствует. Жаловался на головную боль.

— Сердечная недостаточность, — пошутил рябой. — Ему сердечности не хватает.

Едва они скрылись в конце коридора, сержант, не дожидаясь положенных двадцати минут, пошел в камеру.

Скорчившись, на лежанке лежало неподвижное тело Аслана.

«Хоть он легонький, а надо вдвоем нести». Сержант подошел к нарам, наклонился…

И тут услышал тихий шепот:

— О, алла, бис-смил-ля… О, рахмат…

— Ты что, сынок, молишься? — поразился живучести мусульманина сержант. — Или ты уже там? А мне теперь что делать? Опять их звать? И снова-здорово… Нет уж… Два раза приканчивать не положено. Факт. Сорвалось — значит, Бог не велел. Значит, еще не время! Подожди немного. Если выживешь часок, я за тобой санитаров пришлю! Поедешь в больничку. Только держись! Я раньше не могу. А вот водички тебе я сейчас дам!

Аслан потерял сознание.

Очнулся он на постели, укрытый белой простыней. По прозрачным трубочкам из капельниц ему в вены поступала какая-то живительная прозрачная жидкость.

Он спал, спал, спал…

Кажется, на третий день сморщенный старик с соседней койки прошептал Аслану, когда тот очнулся на короткое время:

— Маляву передали… Тебе привет сам знаешь от кого. И еще… Из камеры тебе передачу прислали! Сигареты мы уже того… Тебе сейчас курить вредно. А жрачка ждет. Там и апельсины есть. Хочешь, я тебе почищу?

— Не надо. Ешьте все… Ничего не оставляйте. — Глаза у Аслана снова закрылись.

— Погоди, милок! — тормошил его сосед. — А что в камеру передать?

— Меня, меня передай! Обратно!

И Аслан снова провалился в сон.

Туда, где вечно будет позвякивать на сверкающих рельсах трамвай, катящийся по тенистой улице Красных Фронтовиков от главпочтамта до филармонии, подбирая на остановках аккуратненьких детишек с тяжелыми портфелями.

— Мы учимся во второй школе! — с гордостью говорят они попутчикам. — И выходим на следующей остановке.

— Не забудьте, дети, — поучает их седой ветеран, украшенный орденами и медалями, — выучить стихи о нашей великой Родине! О Ленине! И об Асланбеке Шерипове!

— Проснись, Асланбек! — грозно приказывает отец, вытирая руки о передник.

— Очнись, Аслан! — улыбается мама, приподнимаясь в гамаке.

Аслан открыл глаза и увидел над собой лицо молоденькой врачихи, которая внимательно разглядывала его зрачки.

— Молодой человек, вам нужно попробовать попить. — Она поднесла к его губам фиолетовую поилку. — Ну-ка…

Через неделю Аслан уже мог сидеть в постели. С удовольствием слушал веселые байки болящих соседей. И даже сам пытался что-то говорить.

По заискивающему и внимательному отношению к нему совершенно посторонних людей он понял, что тут все известно о происходившем в одиночке. Что все симпатии на его стороне. Что он выдержал. Перенес, пережил что-то ужасное, определяющее все дальнейшее. Что он прошел какой-то важный перевал в своей жизни.

В один из дней в больничной палате появился Гордеев.

— Здравствуй, Аслан, — просто сказал он и сел поближе к кровати. — Нам нужно поговорить. Прежде всего, меня интересует личность Бараева, — тихо сказал Гордеев.