Андрей Ильин - Законник

— Ой, мужики, сгорим мы на этих фальшивках. Синим пламенем! — вздохнул Федор.

— Не каркай!

— Да пусть хоть закаркается. Кто нам что сделает, даже если за руку поймает? Реального состава преступления здесь — дохлый кот наплакал. От силы — мелкое хулиганство, которое при нашем-то возрасте ненаказуемо. Даже пятнадцатью сутками. Вы что думаете, что найдется дурак-следователь, способный наше дело к производству принять? Чтобы с полоумными стариками общаться? Которых допрашивать надо не иначе как с бригадой приданных медицинских работников. Чтобы они в ходе беседы от волнения концы не отдали. Да он лучше десять «висяков» возьмет.

— А если вдруг?..

— А «если вдруг» — закосим под коллективное помешательство на фоне прогрессирующего старческого маразма. Мол, впали в детство и вообразили себя действующими Пинкертонами. Робин Гудами, борющимися за светлые идеалы социализма.

— А документы?

— А документы купили на Птичьем рынке. У одного дядечки, которого по причине склероза в упор не помним. Но можем попытаться опознать, если они сделают облаву…

— Это верно. С точки зрения отправления правосудия мы бесперспективны, как новорожденные младенцы. Навару никакого — а хлопот полон рот. Любое следствие в самом начале рассыплется. А если не рассыплется — то все равно закончится стопроцентной амнистией и освобождением из-под стражи в зале суда.

— Вы что, мужики, с ума посходили? О чем таком вы здесь битый час толкуете? О какой амнистии? О каком следствии? Не будет никакого следствия, потому что не будет искового заявления. Кто его в органы принесет? Кто сообщит о наших проделках и подделках? Подследственный? Так за ним грешков, о которых мы знаем, поболе будет. Да он первый нас из милиции вызволит, если мы вдруг туда, по собственной глупости, попадем. Всё и вся на уши поставит — а вытащит. Мы ему перед глазами сто крат безопасней, чем в камерах.

— А статисты, которых мы на вторые роли привлечем? Они для следствия полакомей будут. Потому что помоложе.

— А статисты ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знают. Их попросили в розыгрыше поучаствовать — они по глупости согласились. В виде бескорыстного одолжения. Как тимуровцы. А о чем тот розыгрыш — ведать не ведают. Нет, мужики. Это дело чистое по всем статьям. Не подкопаться. Можете мне, как следователю с сорокалетним стажем, поверить. Не уцепить нас, как мокрый обмылок мокрыми руками. Если только кто-нибудь из нас вдруг не скурвится и заяву в прокуратуру на остальных не снесет. В себе-то мы уверены?

— В себе уверены.

— Ну и значит все! И не о чем больше говорить. Подразделения выдвигаются на исходные позиции. Начало операции по сигналу красной ракеты. В общем — наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами! Другие мнения есть?

Других мнений быть не может!

В приемную Главы администрации вошел человек. Пожилой. Но самый молодой из всех прочих задействованных в операции. Тот, который мог еще сойти за действующего следователя.

В приемную Главы администрации зашел Федор Михайлович. Федор.

— Куда вы? — встрепенулась прикрывающая танкоопасное направление секретарша.

— Туда, — кивнул на дверь Федор Михайлович.

— Туда нельзя. Там совещание! — зашипела секретарша, и из амбразур ее подведенных глаз глянули стволы выдвинутых на прямую наводку зрачков.

— Но мне надо!

— Я же сказала — НЕЛЬЗЯ! — словно загнала снаряд в казенник орудия.

— А записку передать можно? — спросил Федор Михайлович.

— Записку можно.

Федор чиркнул короткую записку и вручил ее секретарше.

— Сейчас?!

— Сейчас. Он очень рассердится, если вы передадите ее после.

Секретарша позвонила по телефону, встала и втекла в щель практически неоткрытой двери. И вытекла обратно. Через несколько секунд.

— Ждите, — сказала она.

Через час совещание закончилось. Федора Михайловича запустили внутрь.

— Только вы недолго, — предупредила секретарша. — Ему скоро обедать.

— Я очень быстро.

Кабинет был точно таким же, как его обитатель. Роскошным по всем статьям. Но посетитель не испугался давящей на глаза и психику показной роскоши. Видно, он знал, что ему надо.

Посетитель прошел через весь кабинет к столу, не задержавшись у двери, как это сделал бы любой другой визитер. Подошел и встал.

Хозяин кабинета удивленно приподнял глаза от разложенных на столе бумаг. Так в его кабинете в его присутствии позволить себя мог вести только мэр города.