Андрей Ильин - До последней капли

Голоса, топот во дворе.

В дверь заскочили боевики.

— Что там? — спросил Седой.

— Сами ни черта понять не можем. Похоже, что-то с нашими приключилось. Шеф велел готовить еще одну машину. А остальным быть начеку. В общем, общий сбор.

— Всех?

— Всех, кроме тебя.

— А мне что делать?

— Шеф сказал, то же, что и делал. Один-то справишься?

— Справлюсь. Не впервой.

— Ну, тогда мы пошли.

— Валяйте.

— Да, он еще просил передать, — посыльный придвинулся к Седому, зашептал ему что-то на ухо, косясь в сторону заложников.

— Всех? — переспросил Седой. Посыльный снова что-то зашептал.

— А как я пойму?

— Поймешь, — ответил уже на ходу бандит. Дверь захлопнулась.

Седой еще с минуту постоял у зарешеченного окна, затем подошел к Сан Санычу.

— Передохнул, что ли? Ну тогда поехали.

Удар.

Падение.

Удар.

Бить стал более жестко. Без боязни что-нибудь сломать. Значит, получил добро на ликвидацию. В случае чего.

А что это в «случае чего»? И что это за стрельба? Милиция прорывается? Или ветераны умудрились вырваться, когда их сюда везли? Но кто им тогда дал оружие?

Удар.

Удар.

Помутнение сознания.

Михась с Борисом подбирались к лагерю с юга. С противоположной от ворот и от места боя стороны. Они бежали трусцой. Потому что на большее были не способны. Они старались успеть к контрольному сроку в намеченную для атаки точку.

Но не успевали. Им бы лет по сорок да килограммов по десять скинуть — они бы три раза туда-сюда успели обернуться. А так и одного много.

— Стой! — просил Михась. — Стой, сил больше, нет. Сейчас задохнусь!

— Пельмешки, поди, по воскресеньям есть любишь? И пивко после баньки?

— И пивко. Чтоб ему прокиснуть, — соглашался Михась.

— И курево?

— И курево.

— И бабы?

— И бабы… Тьфу на тебя. Какие бабы? Какие, к ляху, бабы при моих-то болячках? Для меня теперь самая интимная процедура, связанная с женщиной, — очистительная клизма в задний проход. Уф. Загнал ты меня совсем. Ноги не поднять.

— Не прикидывайся паралитиком. Нам еще метров восемьсот бежать.

— Убийца! И притом садист!

— Давай, давай отдирай задницу от пенька. Пока она корни не пустила. Шевелись помаленьку!

— Сколько мы от графика отстаем?

— Три минуты.

— Так что ж мы сидим?

— Это не мы сидим. Это ты сидишь.

— Я уже не сижу. Я уже бегу, — сказал Михась, с трудом поднимаясь на ноги. — Какой там мировой рекорд в беге на длинные дистанции для спортсменов в категории свыше семидесяти пяти лет?

— Час. Если от постели до сортира и обратно. И если без утяжеления — без полной «утки» в руках.

— Тогда я чемпион. Причем с утяжелением, — сказал Михась, показывая на болтающийся на шее автомат. — Ходу!

До забора добрались быстро. Раза в два быстрее, чем это бы смог сделать садовый слизняк, а улитки — так и впятеро.

Забор был высок. Забор поднимался к небу, как высочайшая вершина мира Эверест. Его вершина терялась где-то там, в далеких облаках.

— Ну что, через верх? — предложил Борис.

— Через верх? Здесь где-то есть лифт? Грузовой, — в свою очередь спросил Михась. — Предпочитаю пресмыкаться. Я не горный баран. И вообще не баран.

Борис со вздохом отстегнул от ремня саперную лопатку.

— Рожденный ползать…

Подрывались в две лопатки с возможно большей скоростью. Хорошо, что почва была мягкая, без камней и глины.

— Ну, мы прямо стахановцы в забое! — восхитился Михась вырытым лазом и скоростью, с которой он был сделан.

— Это еще не забой. Забой нас ждет впереди. По ту сторону забора, — усмехнулся Борис, натягивая на лезвие лопаты брезентовый чехол. — Давай заныривай, Стаханов.

По территории лагеря передвигались где ползком, где короткими перебежками.

— По-пластунски! — шипел сзади Борис. — Не отсвечивай кормой! Тебя за километр видно. Как башню тяжелого танка.

— Что? — переспрашивал Михась.

— Задницу, говорю, опусти. Ниже! Еще ниже!

— Не могу ниже. У меня живот.

— Так отрежь его! Понажрали животы и туда же — в разведку.

— Ладно тебе ворчать. Ты себя не видишь.

— Тогда давай в рост. Один черт, размеры те же. Что вдоль, что поперек.

Дальше шли молча. С приготовленными к бою автоматами. Один проскакивал вперед, занимал оборону за каким-нибудь случайным укрытием. Другой преодолевал опасный участок под его прикрытием.

Палец вперед — бросок метров десять. Палец вверх — «внимание». Осмотр прилегающей местности. И новый бросок.