Андрей Ильин - Обет молчания [= Маска резидента]

Но я смотрел не на него — я смотрел мимо. Охранника пасли! И как пасли! Это была не примитивная, на уровне двух-трех висящих на хвосте шпиков, слежка. Это была облава! Улица кишела наблюдателями, как гостиничная койка клопами! Именно масштабы операции позволяли ей оставаться невидимой. Охранник выискивал в толпе двух, трех, четырех следующих определенной логике людей, а их были чуть ли не десятки. Крутилась гигантская карусель, центром которой был мой подопечный. Никто не топал сзади охранника более трех-четырех минут. Но едва один шпик сворачивал, на смену ему появлялся другой, идущий сзади, параллельно или даже навстречу, или просто стоящий на остановке в ожидании автобуса. Лица, фигуры, номера машин не повторялись! Все они вблизи воспринимались отдельными случайными прохожими, подобно молекулам Броуна толкающимися в замкнутом пространстве улицы, но при наблюдении издалека в хаотичном кавардаке траектории проглядывала железная логика слежки. Десять человек делали тысячу разнонаправленных, казалось, не связанных друг с другом шагов, десять машин проезжали, останавливались и съезжали в переулок, но все они почему-то в сумме выстраивали строго сориентированную, подобно стрелке магнитного компаса, линию, острием упирающуюся в моего агента охраны.

Ни на одно мгновение он не оставался вне поля зрения. Он был профессионал, но он не был подготовлен к таким масштабам. Он не мог вообразить, что чуть ли не каждый десятый уличный прохожий — шпик. Он искал людей, а не явление. Слежка обнимала его со всех сторон, словно воздух, словно сама жизнь, и поэтому оставалась невидимой. Он был бессилен так же, как был бы бессилен я. «Лицом к лицу лица не увидать — большое видится на расстояньи».

Этим расстоянием обладал я. Очень издалека, очень отстраненно, словно биолог в окуляр электронного микроскопа, я наблюдал движение улицы. Но даже не через него — это было бы слишком близко, — через вторичное действие, через круги на воде я вычислял слежку. Я подмечал алогичность действий прохожих, вдруг через пять минут после прохождения объекта сломавших линию поведения. Я видел бессмысленную крутежку машин по параллельным улицам. Я фиксировал неожиданную расслабленность в фигурах недавно напряженных людей. По крупинкам находя каждой фигуре свою ячейку, я составлял мозаику облавы. Будь я в центре событий, я был бы так же слеп и заметен, как мой агент-охранник.

Но откуда вечно стесненный в возможностях Резидент мог взять столько людей? Региональный представитель не располагал штатными кадрами, разве только двумя-тремя секретными агентами, не знающими, на кого и для чего они работают. А здесь армия! Допустим, он привлек левые силы, но из каких средств он их оплачивает? Как закрывает перерасход?

Какие опасные вопросы!

И вообще кто здесь кого и зачем ловит? Неужели столь грандиозная работа проворачивается ради второстепенного агента-охранника? Не много ли чести? Или они пытаются вычислить логово? Да трех часов такой слежки довольно, чтобы, вычертив траекторию движения агента и подвергнув ее математической обработке, узнать местоположение объекта его защиты с точностью до метров! И вообще о чем я говорю? Вся операция начата в момент возвращения ревизоров. Дураку ясно, что логово давно просчитано и находится под колпаком. Что же они ищут? Да меня же!

Их интересует ниточка связи, ведущая к человеку, отдавшему приказ на возвращение! Ко мне! Они хотят узнать, что произошло, а это возможно лишь тогда, когда распутаешь весь клубок от начала до конца. Не охранник их интересует — формы оповещения, почтовые ящики, тайники. Именно из-за них закрутилась вся эта карусель! Именно поэтому они вынуждены не просто следить, а фиксировать каждый взгляд, каждое движение моего агента. На что он смотрел, где останавливался, до чего дотрагивался, с кем перекинулся словом. Именно для этого организована такая плотная, мухе незаметно не пролететь, слежка.

И это значит, что если я и имею возможность передать какую-либо информацию, то только легально, под надзором противоборствующей стороны, раз и навсегда раскрыв канал связи. То есть я могу передать сообщение лишь дважды — через основной и запасной ящики. А потом — полная глухота и немота. Ну разве только пройтись по улице и вручить письмо лично в руки адресату. Они лишили меня главного — возможности передавать и принимать информацию. Я парализован как руководитель. Я лишился рук.

Значит, сидеть тихо? Сколько? Еще около полутора суток протянется эта волынка. Едва ли они снимут облаву раньше. Не дождавшись от меня дополнительных указаний, ревизоры, следуя инструкции, разнесут по кускам стоящую многие миллионы рублей аппаратуру и эвакуируются по запасной схеме. Когда вернусь в центр я, меня будет ожидать куча самого скандального свойства рапортов, неизвестно на кого отнесенные финансовые убытки и фактически проваленная операция. Что я смогу ответить на неизбежно возникшие вопросы, как смогу оправдаться? Зачем продлил операцию на двое суток? Почему не вышел в установленное время на связь и тем допустил уничтожение материальных ресурсов?