Андрей Ильин - Диверсия [= Федеральное дело]

Четыре…

— Да. Да. Скоро буду. Но вначале заеду еще в одно место. Да. Да… Три…

— Машину к подъезду? — спросил охранник.

— К подъезду.

Охранник, не отрывая от меня глаз и дула пистолета, отдал распоряжения по переносной радиостанции. Две…

— Вы тут теперь сами. Без меня… Добро? — сказал Очень Большой Начальник.

— Добро, — ответил охранник. — Когда вы вернетесь?

— Часа через два. Он как раз успеет закончить свой список.

И Хозяин кабинета пошел к выходу. Мимо меня. Очень зря, что мимо. Ему меня надо было обходить за версту.

— Вот черт! — выругался я, случайно уронив на пол авторучку. — Неудобно писать в наручниках, — и, извинившись, стал ее поднимать.

Очень Большой Начальник на мгновение замедлил свой шаг. Любой бы замедлил шаг, увидев перед собой стоящего на коленях человека. И он замедлил.

Охранник среагировал первым. Но уже не вовремя. Он тоже поверил в естественность моего жеста, а когда спохватился, было уже поздно. Совсем поздно! Между дулом его пистолета и его потенциальным врагом оказался его Хозяин.

Охранника подвела всепоглощающая любовь к начальству. И вбитые в мозжечок инстинкты телохранителя. Он слишком много внимания уделил перемещающейся в пространстве фигуре своего подопечного. И упустил мою.

Я развернул Очень Большого Начальника лицом к пистолету и надавил замком наручников на горло. Он захрипел.

— Опусти «пушку» на пол, — очень вежливо попросил я охранника. — Сцепи руки на затылке. И подойди ко мне спиной. Пока у твоего шефа кислород не кончился.

Охранник положил под ноги пистолет и медленно попятился в мою сторону. Теперь он был настороже. Но теперь быть настороже было бессмысленно. Свой бой он уже проиграл.

Но сейчас непременно попытается отыграть очки. Костяшками левой руки в висок. Или каблуком — в голень. Или проделать какой-нибудь другой подобный пируэт. Но сейчас — не тогда, не в комнате, где меня повязали. Сейчас у него этот номер не пройдет. Сейчас игра в поддавки кончена.

Я не стал искушать судьбу. И как только охранник приблизился ко мне на достаточное расстояние, за секунду до его встречного выпада ударил носком ботинка в шею. Не очень сильно. Чтобы не убить. Но так, чтобы отключить. На время.

Охранник охнул и упал.

Хозяин вдохнул воздух.

— Дурак ты! — хрипло сказал он. — Теперь мы будем торговаться с тобой на совсем других условиях.

— На каких?

— Просто на жизнь. Без излишеств.

— Но пока за горло держу я вас. А не вы меня.

— Это временное преимущество. Скоро все изменится.

— А это как получится…

За моей спиной тяжело дышал Козловский-Баранников.

Я подобрал уроненный охранником пистолет и открыл вытащенным из кармана его пиджака ключом наручники.

— Слышь, Козловский! Где у них тут главный компьютер? — спросил я, вставляя в ручку двери ножку стула. Дверь была добротная, дубовая, рассчитанная минут на десять активного натиска превосходящих сил противника.

— Главного компьютера нет. Он в сейфе, в соседнем помещении. Здесь только клавиатура, дисковод и монитор, — отозвался Очень Большой Начальник. — Увы. Для тебя увы.

— А где ключ от сейфа?

— Тоже не у меня. И тоже в сейфе.

— Тогда придется обходиться одним дисководом.

— Зачем тебе дисковод? — чуть насмешливо спросил Начальник.

— Например, чтобы стереть всю информацию. К чертовой матери! На правах авторского надзора.

— У тебя ничего не получится. У тебя не получится даже войти в систему.

— У меня — нет. У него получится, — кивнул я на Козловского-Баранникова. — Давай запускай. Баранников не тронулся с места.

— И помни об инвентарном номере на пустой могиле. На твоей могиле.

И я показал Баранникову пистолет. Вблизи. И со стороны дула.

Он зажмурил глаза и подошел к монитору.

— Входи в систему.

— Я не могу. Здесь установлены пароли.

— Баранников! — Я посмотрел на него с некоторым даже удивлением. — Тебе ли говорить о паролях? И мне ли, который осведомлен о твоих способностях лучше, чем кто-нибудь? Взламывай защиту!

— На это потребуется время, — пролепетал Баранников, косясь на Хозяина кабинета. Он все еще не понял, кого ему надо было бояться больше. Его все еще парализовывал страх. Который можно было выбить только более сильным страхом.

— Десять минут! — сказал я и сильно, по-настоящему сильно, несколько раз ударил его по лицу. До крови.

Я не испытывал угрызений совести. Мой бывший коллега заслужил большего, чем просто зуботычин. Хотя бы равного тому, что по его милости получил Александр Анатольевич.