Андрей Ильин - Игра на вылет [= Секретная операция]

Вот и получается, что нельзя мне без Главного Союзника. Никак нельзя! Он единственный способен развернуть Безопасность, милицию, армию, Контору и другие силовые структуры государства с моей загнанной в угол личности на действительно опасных бунтовщиков. Он единственный способен гарантировать мне спасение.

Значит, как бы это ни было рискованно, я должен продолжать свое одиночное наступление. И вовсе даже не из патриотических соображений или приверженности к правящей ныне власти. Хотя бы из элементарного чувства самосохранения.

Я должен отказаться от прежней прямолинейной тактики. Я должен отказаться от немедленного контакта с Президентом. К нему мне в изменившихся условиях не подобраться. Этот орешек не по моим зубам. Именно там меня с наибольшей вероятностью ждут заговорщики. Именно там я сгорю раньше, чем успею сказать хоть одно полезное слово. Стоит ли переть нахрапом на превосходящего по численности, окопавшегося в землю по самые брови противника? Стоит ли овчинка выделки? Я Думаю, нет. Признаем честно: лобовая атака не удалась, пора приступать к осаде.

Осада — это в первую очередь топография. Что окружает крепость? Нет ли балочки, овражка, по которым можно добраться до неприступных стен? Нет ли в той стенке еле заметной трещинки, за которую можно зацепиться? В моем случае топография — это люди. Люди, окружающие Президента.

Обслугу отбросим сразу. Она погоды не делает. Познакомиться с барином посредством знакомства с конюхами и подпасками нельзя. Они в высокие кабинеты не вхожи. А если вхожи, то под присмотром челяди, следящей, чтобы чего ценного со стола не пропало.

Соратники? Сомнительно. Это они в романтико-революционных фильмах соратники, а в жизни — злейшие конкуренты. Фигуры, равные Президенту в борьбе за Президента, помогать не будут. У них свои далеко идущие планы. Знаем, Шекспира почитывали. Уверен, где-то в тех кругах измена и притаилась. Тесноват стал кому-то пиджак сподвижника, захотелось президентский примерить.

Охрана? Этим Президент доверяет. Жизнь доверяет, значит, и все прочее. Он доверяет. А я не могу. Охрана — первое, подходы к чему будут блокированы заговорщиками. Это если они сами в измене не участвуют. Охрана — лакомый кусочек для любых бунтовщиков. Уверен: сидит среди телохранителей пара-тройка если не прямых перевертышей, то осведомителей точно!

Помощники? Среднее звено власти. Достаточно высоко сидят, чтобы быть вхожими в президентские покои, но недостаточно, чтобы надеяться обжить их на правах Хозяина. Ценят недавно приобретенное благополучие своих кресел. Сочувствуют Первому, благодаря которому в эти кресла уселись. Но не настолько, чтобы бросаться в открытую свару. Однако понимают, что со сменой Хозяина грядет перетряска кресел — Новый придет со своим окружением, безжалостной метлой вычищая старую команду. Можно ждать от них помощи? Наверное. По крайней мере чинить активных препятствий они не будут, может так статься, что и нужную весточку по назначению переправят. Могут среди них встретиться заговорщики? Конечно. Но не много. Слишком низкого полета птички. Слишком мало от них зависит, чтобы широко вовлекать их в интригу заговора.

Значит, помощники?

Я определил цель, оставалось найти средства. К помощнику, хоть он и пониже Президента свдит, с улицы не войдешь и за здорово живешь помощи не попросишь. У помощников своих помощников, что посетителей и почту сепарируют, пруд пруди. Если по всем ходить — жизни не хватит. Кроме того, их не могут оставить без самого пристального внимания заговорщики.

Проще всего было бы подключиться к правительственной связи. Труда это не составит. При всей ограниченности «вертушек» их все же не так мало, чтобы к какой-нибудь не прорваться. Но боюсь, как только помощник поднимет трубку правительственного аппарата, к параллельным наушникам прилипнут еще несколько непраздно любопытствующих ушей.

Поговаривают, есть еще какая-то внутренняя, или, как ее еще называют, ближняя, связь. Наследие былых времен, когда чем больше аппаратов было установлено в кабинете, тем чиновное считался его Хозяин. Соединяет она только несколько десятков телефонов в двух-трех зданиях и используется редко, если вообще используется. Ее бы и можно было задействовать для моих целей,

Обращаться к ныне действующим телефонистам с просьбой посодействовать в подключении к одной из правительственных линий я не мог. Все они, если не носили погоны Безопасности, давали подписки о неразглашении и обязаны были докладывать по инстанции о любых не укладывающихся в рамки семейных контактах. Лишние тревоги мнэ были ни к чему. Другое дело — заслуженные пенсионеры. Расписки они тоже давали, но те расписки и те страхи были вчера, а склероз — сегодня. Возможно, они подзабыли, что следует за разглашение государственной тайны. К тому же пятнадцатилетний приговор, когда жить осталось от силы три-четыре года, устрашает мало.