Альберт Байкалов - Крутая глиссада

– Ты ближе к делу, – поторопил Антон. – Чего от меня хочешь?

– Разве сам не допер?

– Догадался, – подтвердил Антон. – Хотите устроить Скрипачу побег?

– Ну что-то в этом роде.

– Никто не поверит, – Антон поморщился. – Сами на всех углах кричите, что от вас еще никто не сбегал. Разве что на следственном эксперименте устроить, будто кто-то помог.

– Именно так и собираемся сделать, – оживился Данила. – Труп его подельника нашли и достали. Но на речку Скрипача еще не возили. Надо, чтобы он подтвердил свои показания на местности.

– Все это хорошо, – Антон положил руки на панель. – Что от меня требуется?

– Не хочешь оказать содействие?

– Каким образом? – Антон напрягся.

– Дай Джина и Шамана.

– Это не ко мне, – Антон удивленно хмыкнул. – У вас что, своих чеченцев нет?

– Эти в курсе дела.

– Все равно не их профиль.

– Но ведь справятся!

– Не сомневаюсь, – Антон посмотрел на часы. Разговор вместо десяти минут растягивался на неопределенное время. – Почему бы еще раз не использовать Фазыла?

– Слишком деликатный вопрос. Любая утечка информации – и такое начнется! – Линев закатил глаза и покачал головой. – Однозначно нет.

Неожиданно зазвонивший телефон заставил Данилу выругаться, однако, бросив взгляд на определитель, он засуетился. Быстро надавил на кнопку соединения и приложил трубку к уху. На лице появилось выражение тревоги.

– Да… Понял… Так точно, – он вдруг сник. Медленно опустил руку с зажатым в руке телефоном: – Отменяется.

– Что? – не понял Антон.

– Все, – упавшим голосом проговорил он. – Скрипач убежал.

– Как?! – Антон опешил.

– Совсем…

За всю свою жизнь Скрипач никогда не чувствовал себя таким раздавленным, униженным и оскорбленным, как за эти несколько дней, проведенные в следственном изоляторе. Казалось, прошлого, равно как и будущего, не было. Весь огромный мир с его суетой, городами, людьми, реками и лесами перестал существовать. Вместо него с другой стороны толстых кирпичных стен подступила холодная и гнетущая пустота. Он механически передвигал ноги по кафелю бесконечных коридоров с выкрашенными в уныло-синий цвет стенами, где каждый шаг конвоира, эхом отражавшийся от сводчатых потолков, отдавался в груди. Односложно отвечал на вопросы следователя, снова возвращался в уныло-серую, похожую на пенал камеру, ложился на единственную здесь раскладную кровать и лежал. И так изо дня в день. Скрипач не ощущал голода, вкуса пищи, почти не видел снов, которые скорее напоминали видения забывшегося на короткое время больного смертельным недугом человека. После пробуждения оставалось чувство страха и душевной боли. Думать не хотелось. Как оказалось, попросту не о чем. Перед глазами возникали одни и те же картинки, вяло переставляемые уставшим воображением. Глупое и виноватое лицо Карася, который на очной ставке рассказывал, каким образом ему удалось облапошить Смычкова, одутловатая физиономия Таровского, дающего последние напутствия перед отъездом Скрипача в Москву. Считавший себя центром вселенной Саламбек, Метис. И так по кругу. Но дольше и чаще других он видел жену и дочь. Именно их он сейчас видеть не хотел, поскольку чувствовал себя виноватым перед ними. В мыслях он пытался оправдаться перед женой и дочерью, однако эти попытки были корявыми и глупыми. От этого становилось больно. Скрипач старался переключиться на другую тему. «Наверное, это чувство и называется попыткой бежать от себя, – с тоской подумал Скрипач, и тут же поправился: – Бежать от жизни!»

Он медленно сел, свесил ноги с кровати и задумчиво оглядел камеру, словно впервые в ней оказался. Слегка подташнивало. Нагнулся, нашарил рукой туфли, из которых при аресте вытащили шнурки, взял правую и выпрямился. С опаской покосился на массивную железную дверь, зацепил каблук об уголок кровати и стал его отдирать. Вскоре ему удалось оторвать каблук. Еще раз посмотрел в сторону двери. Было тихо. Всунув между гвоздиками пальцы, достал обыкновенное, запакованное в небольшой, с фирменным логотипом «Нева» пакетик, лезвие. Осторожно распаковал его. Откинул не пригодную для путешествия на тот свет обувь в сторону и двумя резкими, сильными движениями решительно располосовал себе запястье.