Альберт Байкалов: Превентивный удар

Залитый по самую крышу грязью «жигуленок» с треснувшим лобовым стеклом проехал по раскисшей дороге на другой конец небольшого, окруженного лесом дачного поселка и остановился у почерневшего от времени деревянного забора. Вышедший из машины мужчина огляделся. Над несколькими гектарами принадлежащей институту загородной земли стояла тишина, в которой раздавались лишь звуки падающих с мохнатых лап сосен капель воды. Не перестающая последние годы удивлять погода была в своем репертуаре, шедший весь день снег быстро таял. С окружающих предметов словно смыло краску. Белым пятном в густом тумане светился на невидимом столбе фонарь. В воздухе витал запах прелых листьев и хвои. Была середина ноября, но казалось, что на дворе весна. Вечерело.

Сняв очки, мужчина достал из кармана поношенной кожаной куртки носовой платок и начал не спеша протирать стекла. Руки слегка тряслись.

Мимо медленно прокатилась «Тойота Камри». Сидевший за рулем бритоголовый крепыш бросил полный безразличия взгляд на нескладного брюнета с вытянутым, болезненным лицом, стоящего у такого же убогого автомобиля.

Снова надев очки и убрав платок в карман, Геннадий Леонидович Акутин долго смотрел вслед иномарке, пока свет габаритных огней не съела похожая на распыленное в воздухе молоко водяная взвесь. Затем, словно что-то вспомнив, он развернулся и направился по едва заметной тропинке, ведущей к калитке.

Оказавшись во дворе, поежился. Каждый раз, когда Геннадий Леонидович проходил мимо старой, до половины почерневшей березы у развалившегося сарая и нескольких запущенных кустов сирени под окном веранды, у него возникало чувство, будто нечто злое и опасное провожает его взглядом. Повсюду торчали почерневшие стебли выросшей за лето лебеды.

Одноэтажное, покосившееся от времени строение на краю поселка язык не поворачивался даже с натяжкой назвать дачей. Оно было намного старше Акутина. Доктор Свергун получил его за самоотверженный труд на благо науки в конце восьмидесятых. Уже в то время дом требовал основательного ремонта.

Геннадий Леонидович поднялся по скрипучим ступенькам крыльца, сунул за дверной наличник руку и вынул ключ. Открыл навесной замок. Осторожно, словно боясь произвести лишний шум, снял с петли запор. Воровато оглядевшись, потянул за ручку. Дверь старчески прокряхтела и всхлипнула давно не смазанными петлями.

В двух комнатах царил страшный беспорядок. После смерти жены Свергун перестал использовать дачу по назначению, превратив ее в лабораторию. Не имея ни детей, ни родственников, сделавшийся слегка сумасшедшим старик весь отдался науке.

Пройдя через гостиную, где из мебели стояли лишь стол, пара стульев и ветхий диван, Акутин оказался во второй половине дома.

Несколько шкафов с ненужными книгами и железная кровать с панцирной сеткой темными силуэтами выступали из темноты. Пахло плесенью и чем-то прокисшим.

Поморщившись, он отогнул край старенького паласа. Под ним был квадратный люк. Геннадий Леонидович потянул за металлическое кольцо. Вниз вела деревянная лестница. Спустившись, он безошибочно нащупал рубильник. Вспыхнувший свет заполнил довольно просторное помещение с обшитыми деревом стенами и кафельным полом.

Здесь, на двух длинных столах, располагалась целая лаборатория. Штативы, колбы, мензурки, флаконы с различными порошками и жидкостями делили место с электроприборами непонятного на первый взгляд назначения. У противоположной стены стояли составленные одна на другую клетки. Напуганные светом, в них сейчас метались крысы.

Подойдя к ним, Акутин какое-то время безучастно наблюдал за снующими зверьками. Затем посмотрел на часы, сокрушенно вздохнул и, скользнув взглядом по металлическому шкафу, запертому на замок, поднялся наверх. Вернувшись в гостиную, сел за стол и задумался.

За неполных три десятка лет лаборант кафедры молекулярной химии Акутин успел серьезно разочароваться в жизни. Родился в Москве, осчастливив своим появлением семью молодых аспирантов. Успешно окончив школу, пошел по стопам родителей, поступил в университет, после которого с головой бросился в науку. Однако уже через каких-то пару лет ко всему охладел, утвердившись во мнении, что ученых в этой стране держат для проформы, а институт – сборище утопистов-неудачников, слепо верящих в какое-то светлое будущее. На глазах чах и загибался отец, участвовавший в ликвидации Чернобыльской аварии, получивший медаль и огромную дозу облучения. В конце концов, однажды утром он не проснулся, оставив сыну в наследство уже не новый автомобиль, кучу книг и долги соседям. Последний год Акутин-старший практически не прекращал пить.